Мюттюниеми.
Мустамяки-Горьковское
Модераторы: автодоктор, Vladimir S. Kotlyar
Re: Мустамяки-Горьковское
Запись о браке Бразоль. Метрична книга Троїцької церкви слободи Довжик Лебединського повіту. 1912 р. (ДАСО ф. 743, оп. 1, спр. 218) Оба вторым браком.
Re: Мустамяки-Горьковское
Согласно американской переписи 1950 года Юлия Бразоль 86-ти лет проживала с сыном Евгением и его женой во Флориде, округ Волуша.Osbourne писал(а): ↑Сб фев 17, 2024 6:56 pmЕсть такая запись. Только там год рождения 1864.djaha писал(а): ↑Сб фев 17, 2024 4:29 pmЕсть и другая версия судьбы Леонтьевой-Бразоль. Согласно справочника, составленного по публикациям (браки, рождения, смерти) в эмигрантском издании "Новик", Юлия Николаевна умерла 12 декабря 1950 года в Сан-Франциско. Предположения о возможной эмиграции супругов Леонтьевых фигурируют и в ряде статей посвященных жизни и творчеству Ю. Н.
Более известен сын Борис. Внук Юлии Василий Евгеньевич умер во Флориде в 2010 году в возрасте 96 лет. У него было 6 детей, 20 внуков, 37 правнуков и 15 праправнуков. Родился Василий 20 февраля 1914 года в Ахтырке, в семье конезаводчика Евгения и Татьяны Бразоль. Семья была вынуждена бежать, спасая свою жизнь, когда большевистская революция перекинулась на Украину. Они выжили потому что их взяла к себе любимая няня и сказала солдатам, что это ее семья. Вскоре после революции английское правительство направило корабли для эвакуации беженцев через Черное и Средиземное море в Египет. Оттуда Василий попал в Италию, а затем в Югославию, Францию и Швейцарию. В 16 лет он в одиночку отправился в путешествие через Атлантический океан. Потом он сел на поезд на юг, чтобы присоединиться к своему отцу Евгению в Томоке, Флорида. Евгений Львович умер в сентябре 1972 года.
Re: Мустамяки-Горьковское
«Юлия Бразоль – среднего роста, полноватая, медлительная; носила монокль, который иногда падал; было ей на вид тогда лет 50. Муж ее – капитан морского флота Леонтьев – уже пожилой, лет 60. Был у них мальчик лет 10, за ним ухаживал мужчина-слуга. Слуга-женщина подавала кушанья. В квартире было десятка полтора собак – эспаньолы (маленькие, лохматые). Картины, многие в стиле Айвазовского. Леонтьев – помещик из села Рябушки» (Рассказ О.Рымаря записал Ю.В.Голод в 1979 году).
https://artmuseum.lebedyn.org/tajny-yul ... volyutsyy/
Заславская - фамилия матери.
https://artmuseum.lebedyn.org/tajny-yul ... volyutsyy/
Заславская - фамилия матери.
Re: Мустамяки-Горьковское
ноябрь 1898
февраль 1910
- 1898.JPG (94.05 КБ) 487 просмотров
- 021910.JPG (41.32 КБ) 487 просмотров
-
abravo
- Site Admin
- Сообщения: 30610
- Зарегистрирован: Ср дек 24, 2003 12:35 pm
- Откуда: Зеленогорск/Terijoki
- Контактная информация:
Re: Мустамяки-Горьковское
Папочка по участку А.А. Леонтьева на берегу Ваммельярви - https://terijoki.spb.ru/photos/index.php?/category/3829
И на карте отметил - https://terijoki.spb.ru/old_dachi/terij ... p?item=311
Разумеется, можно/нужно исправлять/дополнять.
-
abravo
- Site Admin
- Сообщения: 30610
- Зарегистрирован: Ср дек 24, 2003 12:35 pm
- Откуда: Зеленогорск/Terijoki
- Контактная информация:
Re: Мустамяки-Горьковское
У писателя (и, вероятно, художника-любителя) Василия Васильевича Брусянина была то ли своя, то ли съемная дача в Неуволе.Корвенкюля писал(а): ↑Вт апр 23, 2013 4:30 pmДобрый день.abravo писал(а):Клиника Отто, наверное, в Питере для многих место родное. У меня там старшая дочка родилась.Сергей Ренни писал(а): Почтовое отправление 1911г. из Куоккала в СПб, в клинику Отто... Кстати я именно там родился!!!
Описание открытки - http://terijoki.spb.ru/old_dachi/od_let ... kala#ku028
Правда биографических сведений об авторе и адресате пока не нашли.
Нашлись родственники у роженицы. Мария Ивановна- жена писателя Василия Васильевича Брусянина.
В.В.Брусянин(1867-1919) - выходец из богатой купеческой семьи /"бизнес" на Волге, Татария, Бугульма и пр./.
Но сам был человек народнических, социалистических взглядов.
Печатался с сер.90-х гг. Автор сборников рассказов, повестей и романов; написал книги о жизни рабочих.
В 1903-05 -- ред. "Русской газеты"-закрытой цензурой.
Участвовал в Революции 1905--07, жил в эмиграции в Финляндии (1908-13) /это в советской терминологии/.
Видимо, Брусянины просто уехали жить на дачу. До отъезда в Финляндию проживали на Дегтярном 1, а после возвращения-
в Лесном, на Английском пр.20.
О своей жизни в Финляндии Василий Васильевич написал "Очерки из финляндской жизни "В стране озер"" П., 1916.
В Выборгском замке хранится портрет В.В. Брусянина, сделанный где-то на террасе в Неуволе (слева виднеется Ваммельярви), и пейзаж кисти самого Брусянина с видом неувольских домиков.
- Брусянин-2.jpg (114.87 КБ) 351 просмотр
- Брусянин-1.jpg (240.63 КБ) 351 просмотр
-
харве
- Сообщения: 193
- Зарегистрирован: Ср мар 13, 2019 10:06 am
- Защита от спама: Нет
- Откуда: Kirjvala
Re: Мустамяки-Горьковское
Сергей Евгеньевич Глезеров « В нейвольском пансионе мадам Ланг».
Имя писателя и общественного деятеля Василия Васильевича Брусянина (1867–1919) сегодня известно, главным образом, историкам литературы, а в эпоху «серебряного века» оно было на слуху у читающей публики. Знаменитый в ту пору крестьянский поэт Спиридон Дрожжин называл Василия Брусянина «товарищем по оружию», а писатель Леонид Андреев на дарственной фотографии, адресованной Брусянину, подписал: «С искренней приязнью»…
Родом Василий Брусянин был из Башкирии, затем прочно обосновался в Петербурге. Судьба сложилась так, что несколько лет, очень важных в творческом отношении, Брусянин провел в деревне Нейволе под Мустамяками – ныне это поселок Горьковское в Выборгском районе Ленинградской области. Впрочем, обо всем по порядку.
Брусянин был необычайно плодовитым литератором. За тридцать лет писательской деятельности (увы, именно столько отмерила ему судьба!) из-под его пера вышло огромное множество повестей, рассказов, очерков, несколько романов, статей, рецензий, неопубликованных работ эпистолярного жанра. Большим успехом пользовался исторический роман-дилогия Брусянина «Трагедия Михайловского замка», посвященная судьбе Павла I (1914–1915 гг.). Кроме него, известность писателю принесли его сборники повестей и рассказов «Ни живые, ни мертвые» (1904 г.), «Час смертный» (1912 г.), «Корабль мертвых» (1915 г.), «Дом на костях» (1916 г.), романы «Молодежь» (1911 г.), «Темный лик» (1916 г.) и многие другие.
«Его уважали собратья-писатели, именно ему предложил стать своим секретарем Леонид Николаевич Андреев, – рассказывает внук Василия Брусянина – известный петербургский журналист, киновед, лауреат „Золотого пера-2003“ Вадим Олегович Брусянин. – Сколько помню себя, всегда жил с ощущением причастности к литературной семье. На стенах комнаты висели портреты деда с необузданной шевелюрой, написанные им акварелью пейзажи Финляндии, подаренные ему фотографии Ивана Бунина, Леонида Андреева, Александра Куприна с дружескими надписями…».
Как это всегда бывает в России, литератор – больше чем просто автор книг. Не удивительно, что в переломную историческую эпоху Брусянин активно выступал как общественный деятель. Будучи сторонником радикальных перемен, принимал участие в политической борьбе – естественно, антиправительственного характера.
Еще с конца 1890-х годов В.В. Брусянин публиковал рассказы и очерки, посвященные, в основном, современной деревне, в петербургских журналах легальных марксистов «Новое слово» и «Жизнь». В начале 1900-х годов участвовал в журнале «Звезда», выступал в «Русской газете» со статьями по рабочему и крестьянскому вопросам, о народном образовании.
Годы, наступившие после первой русской революции, стали серьезным испытанием для Василия Брусянина. Власти припомнили писателю его свободомыслие. В 1908 году Брусянина привлекли к суду по делу издававшейся им еще в 1905 году общедоступной «Московской газеты». Тогда вышло всего десять номеров этого издания: накануне вооруженного восстания в Москве его закрыли с мотивировкой «за возбуждение к учинению бунтовщического деяния и к ниспровержению существующего в России общественного строя».
Московская судебная палата приговорила Василия Брусянина к двум годам заключения в крепости. С момента подачи кассационной жалобы его взяли под арест, но через две недели освободили под залог, внесенный сестрой жены писателя. Понимая, что приговор может вступить в законную силу, Брусянин принял решение бежать за границу.
«Муж бесповоротно решил эмигрировать, а меня с детьми поселить где-нибудь на даче поблизости, квартиру ликвидировать и мебель поставить в склад, – вспоминала жена писателя, Мария Ивановна Брусянина. – Предполагалось, что он выпишет нас за границу, когда ему удастся устроиться». По ее признанию, впоследствии эта идея казалась ей наивной и фантастической, однако тогда она без всякой критики отнеслась к „проекту“ мужа, и семья стала готовиться к его осуществлению…
Муж решил бежать за границу через Финляндию. Разумеется, план этот мы держали от всех в тайне. И вот однажды утром мой муж, крепко поцеловав меня и детей, ушел от нас… Помню, как с балкона я смотрела ему вслед, и у меня было странное ощущение: мне казалось, что с каждым его удаляющимся шагом кто-то с такой же быстротой поднимает надо мной стеклянный колпак, защищавший меня до сих пор от непогоды, и я осталась стоять на открытом месте».
Через некоторое время семья перебралась к Василию Брусянину за российско-финскую границу – в деревню Нейвола (Неувола) под Мустамяками. Здесь писатель органично влился в писательскую «колонию», возглавляемую А.М. Горьким. Здесь жили известные в ту пору литераторы Евгений Чириков, Демьян Бедный, Владимир Бонч-Бруевич, Федор Фальковский. А неподалеку от Нейволы, в Ваммельсуу, жил Леонид Андреев, с которым у Брусянина сложились тесные дружеские отношения.
Брусянин жил в пансионе мадам Ланг (или Ланге), принадлежавшем Александре Карловне Горбик-Ланге. Это место служило пристанищем для многих писателей, вынужденных из-за своих политических убеждений скрываться от правительственных преследований. Хозяева пансиона сочувствовали революционным настроениям и даже не брали от своих постояльцев денег.
Брусянина снабдили фальшивым паспортом на имя некоего господина Базилева – именно этой фамилией писатель подписывался все годы эмиграции. Ему даже пришлось изменить внешность: по словам Марии Ивановны Брусяниной, муж «снял свою густую, чуть ли не единственную в Петербурге шевелюру, подстриг свою характерную бородку и надел пенснэ». Детям велели, из соображений конспирации, называть отца дядей Федей.
«…Началась „новая эра“ в нашей жизни с мужем: для него нелегальное положение со всеми вытекающими отсюда неудобствами, для меня – фальшивое положение „незаконной“ жены, – вспоминала Мария Брусянина. – Материальное положение наше в это время тоже было не из завидных».
Мария Ивановна взяла на себя роль литературного агента мужа. Поскольку появление за пределами русской административной границы грозило ему неминуемым арестом, то все отношения с издательствами взяла на себя Мария Брусянина. В своих воспоминаниях она описывала поздние возвращения из Петербурга: «Доехав до Мустамяк, я брала извозчика. До Нейволы от станции три-четыре километра. Едешь, бывало, в санях, а с обеих сторон – темный лес да белый снег, и под скрип полозьев о чем только не подумаешь…».
Любопытный факт: хотя Брусянин фактически являлся для тогдашних властей России «персоной нон грата», частным издательствам не возбранялось печатать его книги, причем именно те, что создавались им в эмиграции. «Отсутствие шумных городских впечатлений и постоянная близость к природе благотворно действовала на развитие художественного дарования мужа, – вспоминала Мария Брусянина, – и он написал в Финляндии свои первые крупные вещи – роман „Молодежь“, „Белые ночи“, закончил ранее начатый роман „Художник“, которому дал новое название – „Мужчина“, и ряд рассказов из жизни финских крестьян, которые были потом изданы отдельной книжкой под названием „В стране озер“».
Среди книг Брусянина, изданных в России в начале 1910-х годов, кроме вышеупомянутых, были «Час смертный. Рассказы о голодных людях», «Дом на костях», а итоговым его произведением стал роман о деревне после столыпинских реформ – «Темный лик». Кроме того, выходили многочисленные газетные и журнальные публикации, рецензии и репортажи.
Конечно, не все было просто. Как признавалась Мария Ивановна, она «с горечью убеждалась в том, что пристраивать рукописи становилось все труднее и труднее… Все это давало мало денег, так как большие вещи писались долго и потом требовалось время, чтобы их пристроить, а деньги на жизнь нужны были каждый день. Хорошо еще, что мы пользовались кредитом и в лавке, и у мясника Карла, который развозил мясо по домам».
Через какое-то время семья Брусяниных перебралась чуть ближе к столице – в Куоккалу (ныне Репино). Здесь литератор тоже попал в уникальную атмосферу писательского братства: в Куоккале обитали Александр Свирский, Корней Чуковский, Александр Богданов, а в знаменитых «Пенатах» жил художник Илья Репин.
Концом нелегальной жизни Василия Брусянина и его семьи в Финляндии стала амнистия 1913 года в честь 300-летия царствования Дома Романовых. Осенью семейство Брусяниных вернулось в Петербург. И вновь продолжилась активная литературная и общественная деятельность Василия Брусянина.
В 1917 году интеллигенция Петрограда торжественно отметила 25-летие творческой деятельности писателя Брусянина. «Муж работал в двух газетах и зарабатывал очень хорошо, так что и материальное положение было удовлетворительное, – вспоминала Мария Брусянина. – Дети учились в Коммерческом училище в Лесном. Я принимала близкое участие в родительских комитетах. Так что жизнь была полна и интересна…».
К сожалению, идиллия брусянинского семейства оказалась недолгой. Когда в 1918 году в Петрограде начался голод, Брусянины попытались искать спасения в деревне – сначала в Псковской губернии, а потом в Орловской. При этом писатель вовсе не отошел от общественной деятельности, наоборот, изо всех сил бросился в опасный водоворот жизни.
Благодаря содействию наркома продовольствия А.Д. Цюрупы, Брусянина назначили инспектором ревизионной комиссии по снабжению Петрограда. Писатель не раз выезжал в центральные губернии России для организации помощи голодающей столице, что не помешало ему самому жить впроголодь. Увы, все это подорвало его здоровье, и деревня Нетрубеж стала последним пристанищем Брусянина. Здесь писатель заболел сыпным тифом и скончался летом 1919 года.
После смерти мужа Мария Ивановна сделала все, чтобы достойно воспитать детей и сохранить для потомков и для истории память о В.В. Брусянине. «Все последующие годы она занималась приведением в порядок уцелевшей части архива мужа, который в тридцатые годы был передан ею в ЦГАЛИ и в Пушкинский дом, – рассказывает ее внук Олег Брусянин. – Она работала над своими воспоминаниями, много занималась переводами, неоднократно предпринимала попытки к переизданию произведений В.В. Брусянина, вела переписку с литераторами, знавшими его и помнившими. Она воспитала в своих детях любовь и уважение к памяти их отца. И они стали достойными людьми, подлинными интеллигентами, впитавшими лучшие традиции дореволюционной русской культуры».
Имя писателя и общественного деятеля Василия Васильевича Брусянина (1867–1919) сегодня известно, главным образом, историкам литературы, а в эпоху «серебряного века» оно было на слуху у читающей публики. Знаменитый в ту пору крестьянский поэт Спиридон Дрожжин называл Василия Брусянина «товарищем по оружию», а писатель Леонид Андреев на дарственной фотографии, адресованной Брусянину, подписал: «С искренней приязнью»…
Родом Василий Брусянин был из Башкирии, затем прочно обосновался в Петербурге. Судьба сложилась так, что несколько лет, очень важных в творческом отношении, Брусянин провел в деревне Нейволе под Мустамяками – ныне это поселок Горьковское в Выборгском районе Ленинградской области. Впрочем, обо всем по порядку.
Брусянин был необычайно плодовитым литератором. За тридцать лет писательской деятельности (увы, именно столько отмерила ему судьба!) из-под его пера вышло огромное множество повестей, рассказов, очерков, несколько романов, статей, рецензий, неопубликованных работ эпистолярного жанра. Большим успехом пользовался исторический роман-дилогия Брусянина «Трагедия Михайловского замка», посвященная судьбе Павла I (1914–1915 гг.). Кроме него, известность писателю принесли его сборники повестей и рассказов «Ни живые, ни мертвые» (1904 г.), «Час смертный» (1912 г.), «Корабль мертвых» (1915 г.), «Дом на костях» (1916 г.), романы «Молодежь» (1911 г.), «Темный лик» (1916 г.) и многие другие.
«Его уважали собратья-писатели, именно ему предложил стать своим секретарем Леонид Николаевич Андреев, – рассказывает внук Василия Брусянина – известный петербургский журналист, киновед, лауреат „Золотого пера-2003“ Вадим Олегович Брусянин. – Сколько помню себя, всегда жил с ощущением причастности к литературной семье. На стенах комнаты висели портреты деда с необузданной шевелюрой, написанные им акварелью пейзажи Финляндии, подаренные ему фотографии Ивана Бунина, Леонида Андреева, Александра Куприна с дружескими надписями…».
Как это всегда бывает в России, литератор – больше чем просто автор книг. Не удивительно, что в переломную историческую эпоху Брусянин активно выступал как общественный деятель. Будучи сторонником радикальных перемен, принимал участие в политической борьбе – естественно, антиправительственного характера.
Еще с конца 1890-х годов В.В. Брусянин публиковал рассказы и очерки, посвященные, в основном, современной деревне, в петербургских журналах легальных марксистов «Новое слово» и «Жизнь». В начале 1900-х годов участвовал в журнале «Звезда», выступал в «Русской газете» со статьями по рабочему и крестьянскому вопросам, о народном образовании.
Годы, наступившие после первой русской революции, стали серьезным испытанием для Василия Брусянина. Власти припомнили писателю его свободомыслие. В 1908 году Брусянина привлекли к суду по делу издававшейся им еще в 1905 году общедоступной «Московской газеты». Тогда вышло всего десять номеров этого издания: накануне вооруженного восстания в Москве его закрыли с мотивировкой «за возбуждение к учинению бунтовщического деяния и к ниспровержению существующего в России общественного строя».
Московская судебная палата приговорила Василия Брусянина к двум годам заключения в крепости. С момента подачи кассационной жалобы его взяли под арест, но через две недели освободили под залог, внесенный сестрой жены писателя. Понимая, что приговор может вступить в законную силу, Брусянин принял решение бежать за границу.
«Муж бесповоротно решил эмигрировать, а меня с детьми поселить где-нибудь на даче поблизости, квартиру ликвидировать и мебель поставить в склад, – вспоминала жена писателя, Мария Ивановна Брусянина. – Предполагалось, что он выпишет нас за границу, когда ему удастся устроиться». По ее признанию, впоследствии эта идея казалась ей наивной и фантастической, однако тогда она без всякой критики отнеслась к „проекту“ мужа, и семья стала готовиться к его осуществлению…
Муж решил бежать за границу через Финляндию. Разумеется, план этот мы держали от всех в тайне. И вот однажды утром мой муж, крепко поцеловав меня и детей, ушел от нас… Помню, как с балкона я смотрела ему вслед, и у меня было странное ощущение: мне казалось, что с каждым его удаляющимся шагом кто-то с такой же быстротой поднимает надо мной стеклянный колпак, защищавший меня до сих пор от непогоды, и я осталась стоять на открытом месте».
Через некоторое время семья перебралась к Василию Брусянину за российско-финскую границу – в деревню Нейвола (Неувола) под Мустамяками. Здесь писатель органично влился в писательскую «колонию», возглавляемую А.М. Горьким. Здесь жили известные в ту пору литераторы Евгений Чириков, Демьян Бедный, Владимир Бонч-Бруевич, Федор Фальковский. А неподалеку от Нейволы, в Ваммельсуу, жил Леонид Андреев, с которым у Брусянина сложились тесные дружеские отношения.
Брусянин жил в пансионе мадам Ланг (или Ланге), принадлежавшем Александре Карловне Горбик-Ланге. Это место служило пристанищем для многих писателей, вынужденных из-за своих политических убеждений скрываться от правительственных преследований. Хозяева пансиона сочувствовали революционным настроениям и даже не брали от своих постояльцев денег.
Брусянина снабдили фальшивым паспортом на имя некоего господина Базилева – именно этой фамилией писатель подписывался все годы эмиграции. Ему даже пришлось изменить внешность: по словам Марии Ивановны Брусяниной, муж «снял свою густую, чуть ли не единственную в Петербурге шевелюру, подстриг свою характерную бородку и надел пенснэ». Детям велели, из соображений конспирации, называть отца дядей Федей.
«…Началась „новая эра“ в нашей жизни с мужем: для него нелегальное положение со всеми вытекающими отсюда неудобствами, для меня – фальшивое положение „незаконной“ жены, – вспоминала Мария Брусянина. – Материальное положение наше в это время тоже было не из завидных».
Мария Ивановна взяла на себя роль литературного агента мужа. Поскольку появление за пределами русской административной границы грозило ему неминуемым арестом, то все отношения с издательствами взяла на себя Мария Брусянина. В своих воспоминаниях она описывала поздние возвращения из Петербурга: «Доехав до Мустамяк, я брала извозчика. До Нейволы от станции три-четыре километра. Едешь, бывало, в санях, а с обеих сторон – темный лес да белый снег, и под скрип полозьев о чем только не подумаешь…».
Любопытный факт: хотя Брусянин фактически являлся для тогдашних властей России «персоной нон грата», частным издательствам не возбранялось печатать его книги, причем именно те, что создавались им в эмиграции. «Отсутствие шумных городских впечатлений и постоянная близость к природе благотворно действовала на развитие художественного дарования мужа, – вспоминала Мария Брусянина, – и он написал в Финляндии свои первые крупные вещи – роман „Молодежь“, „Белые ночи“, закончил ранее начатый роман „Художник“, которому дал новое название – „Мужчина“, и ряд рассказов из жизни финских крестьян, которые были потом изданы отдельной книжкой под названием „В стране озер“».
Среди книг Брусянина, изданных в России в начале 1910-х годов, кроме вышеупомянутых, были «Час смертный. Рассказы о голодных людях», «Дом на костях», а итоговым его произведением стал роман о деревне после столыпинских реформ – «Темный лик». Кроме того, выходили многочисленные газетные и журнальные публикации, рецензии и репортажи.
Конечно, не все было просто. Как признавалась Мария Ивановна, она «с горечью убеждалась в том, что пристраивать рукописи становилось все труднее и труднее… Все это давало мало денег, так как большие вещи писались долго и потом требовалось время, чтобы их пристроить, а деньги на жизнь нужны были каждый день. Хорошо еще, что мы пользовались кредитом и в лавке, и у мясника Карла, который развозил мясо по домам».
Через какое-то время семья Брусяниных перебралась чуть ближе к столице – в Куоккалу (ныне Репино). Здесь литератор тоже попал в уникальную атмосферу писательского братства: в Куоккале обитали Александр Свирский, Корней Чуковский, Александр Богданов, а в знаменитых «Пенатах» жил художник Илья Репин.
Концом нелегальной жизни Василия Брусянина и его семьи в Финляндии стала амнистия 1913 года в честь 300-летия царствования Дома Романовых. Осенью семейство Брусяниных вернулось в Петербург. И вновь продолжилась активная литературная и общественная деятельность Василия Брусянина.
В 1917 году интеллигенция Петрограда торжественно отметила 25-летие творческой деятельности писателя Брусянина. «Муж работал в двух газетах и зарабатывал очень хорошо, так что и материальное положение было удовлетворительное, – вспоминала Мария Брусянина. – Дети учились в Коммерческом училище в Лесном. Я принимала близкое участие в родительских комитетах. Так что жизнь была полна и интересна…».
К сожалению, идиллия брусянинского семейства оказалась недолгой. Когда в 1918 году в Петрограде начался голод, Брусянины попытались искать спасения в деревне – сначала в Псковской губернии, а потом в Орловской. При этом писатель вовсе не отошел от общественной деятельности, наоборот, изо всех сил бросился в опасный водоворот жизни.
Благодаря содействию наркома продовольствия А.Д. Цюрупы, Брусянина назначили инспектором ревизионной комиссии по снабжению Петрограда. Писатель не раз выезжал в центральные губернии России для организации помощи голодающей столице, что не помешало ему самому жить впроголодь. Увы, все это подорвало его здоровье, и деревня Нетрубеж стала последним пристанищем Брусянина. Здесь писатель заболел сыпным тифом и скончался летом 1919 года.
После смерти мужа Мария Ивановна сделала все, чтобы достойно воспитать детей и сохранить для потомков и для истории память о В.В. Брусянине. «Все последующие годы она занималась приведением в порядок уцелевшей части архива мужа, который в тридцатые годы был передан ею в ЦГАЛИ и в Пушкинский дом, – рассказывает ее внук Олег Брусянин. – Она работала над своими воспоминаниями, много занималась переводами, неоднократно предпринимала попытки к переизданию произведений В.В. Брусянина, вела переписку с литераторами, знавшими его и помнившими. Она воспитала в своих детях любовь и уважение к памяти их отца. И они стали достойными людьми, подлинными интеллигентами, впитавшими лучшие традиции дореволюционной русской культуры».
Последний раз редактировалось харве Сб фев 24, 2024 12:30 pm, всего редактировалось 1 раз.
-
abravo
- Site Admin
- Сообщения: 30610
- Зарегистрирован: Ср дек 24, 2003 12:35 pm
- Откуда: Зеленогорск/Terijoki
- Контактная информация:
Re: Мустамяки-Горьковское
Спасибо! Даже известно, где В.В. Брусянин жил. Надо будет в справочке по пансиону Ланг это упомянуть.харве писал(а): ↑Пт фев 23, 2024 10:58 pm Сергей Евгеньевич Глезер « В нейвольском пансионе мадам Ланг».
Имя писателя и общественного деятеля Василия Васильевича Брусянина (1867–1919) сегодня известно, главным образом, историкам литературы, а в эпоху «серебряного века» оно было на слуху у читающей публики. Знаменитый в ту пору крестьянский поэт Спиридон Дрожжин называл Василия Брусянина «товарищем по оружию», а писатель Леонид Андреев на дарственной фотографии, адресованной Брусянину, подписал: «С искренней приязнью»…
Брусянин жил в пансионе мадам Ланг (или Ланге), принадлежавшем Александре Карловне Горбик-Ланге. Это место служило пристанищем для многих писателей, вынужденных из-за своих политических убеждений скрываться от правительственных преследований. Хозяева пансиона сочувствовали революционным настроениям и даже не брали от своих постояльцев денег.
Re: Мустамяки-Горьковское
Глезер - это Глезеров наверное?
Re: Мустамяки-Горьковское
Дома книжка.
- Вложения
-
- IMG_20240225_000925.jpg (436.54 КБ) 265 просмотров
-
- IMG_20240225_001849.jpg (464.71 КБ) 265 просмотров
Re: Мустамяки-Горьковское
КУОККАЛА И МУСТАМЯКИ. Музыкальная ледяная идиллия въ 1 д., В. А. Мазуркевича.
Владимир Мазуркевич довольно известный в свое время драматург, прозаик заодно и юрист. Книга "Театральные миниатюры Серебряного века", фото сделаны на ходу, кривенько но читаемо.
- Обозрение театров_дек 1913.jpg (81.73 КБ) 209 просмотров
Владимир Мазуркевич довольно известный в свое время драматург, прозаик заодно и юрист. Книга "Театральные миниатюры Серебряного века", фото сделаны на ходу, кривенько но читаемо.
- 782.jpg (200.6 КБ) 209 просмотров
- 57.jpg (232.55 КБ) 209 просмотров
- 58.jpg (225.81 КБ) 209 просмотров
Последний раз редактировалось djaha Ср фев 28, 2024 12:23 am, всего редактировалось 4 раза.
Re: Мустамяки-Горьковское
...
- 59.jpg (238.92 КБ) 208 просмотров
- 60.jpg (268.29 КБ) 208 просмотров
- 62.jpg (219.96 КБ) 208 просмотров
- 63.jpg (50.5 КБ) 208 просмотров
-
харве
- Сообщения: 193
- Зарегистрирован: Ср мар 13, 2019 10:06 am
- Защита от спама: Нет
- Откуда: Kirjvala
Re: Мустамяки-Горьковское
Его превосходительство любил домашних птиц
И брал под покровительство хорошеньких девиц.
И брал под покровительство хорошеньких девиц.
- Вложения
-
- 1d56ades-960.jpg (17.1 КБ) 178 просмотров
