translate to:
translate to:
|
|
Справедливая поговорка
"Мир не без добрых людей."
Мои друзья и "коллеги" по финским нарам концлагеря "Миэхиккеля", пронюхав, что я пописываю в столь уважаемый в читательской среде еженедельник насели на меня с просьбой "сработать материал на "концлагерную тему". Просьба старых друзей - непререкаемый закон. К тому же эта тема давно просится на бумагу. Зимой, кажется, 88 года в Зеленогорском ресторане "Олень" я совершенно случайно встретился и разговорился с финским писателем, бывшим охранником концлагеря №32, автором небольшой книжки (документальное исследование) "Военнопленные в Финляндии 1941-1944 гг.". Уже тогда в моем воспаленном мозгу зародилась мысль: когда-нибудь дотянуться до этого печального вопроса и в меру своих способностей его осветить.
С распадом Союза все пошло прахом: и замыслы, и экстравагантные темы. Тем более какие-то там концлагеря. Новое время вытащило на свет иные проблемы: аферы финансовые, заказные убийства, политические спекуляции. Словом, все то, что формирует сегодняшнего читателя.
И вдруг - письмо друзей, которых при дележе "щедрого" немецкого пирога (компенсационные выплаты узникам концлагерей незаслуженно обошли стороной. Все, что у меня в этой жизни осталось, - это друзья, тесная дружба с которыми началась осенью 41-го в холодном бараке концлагеря "Миэхиккеля", самого жестокого и отвратительного по словам бывшего охранника и писателя Эйно Пиэтола.
Когда в декабре 1917 года по декрету Совнаркома Финляндия распрощалась с коммунистической Россией, русское население Карельского перешейка поспешило ретироваться в Петроград. Но после известных военных событий зимы 1939-40 годов волна вынужденных переселенцев вернулась на прежние позиции. Напомню: советское правительство, чтобы "утрамбовать "безлюдный" перешеек советскими гражданами, пригласило добровольцев из союзных республик. Потому неудивительно, что в Куоккала, Терийоках и в Келомякки, да и по всему Карельскому перешейку было много украинцев, беларусов и переселенцев из других областей и республик. Наше небольшое семейство, оставив комнатенку в коммуналке на Васильевском острове, рискнуло попытать счастья в разрушенных зимней войной Терийоках. Перебрались в городок еще и потому, что отцу-мелкому партийному чиновнику, предложили какую-то не пыльную работенку в Райвола. А в Терийоках, на Красноармейской дали небольшой деревянный домишко. Неподалеку от бывшей 444 школы. Через год с небольшим в него угодит снаряд, домишко загорится и от него останутся лишь обгоревшие головешки, да приятные воспоминания от былых радостей.
Не успели просохнуть чернила на мирном договоре, как на территории Финляндии началась активная подготовка к военным действиям уже в союзе с Германией.
Грянула новая война. В конце августа финны взяли Кивенапы, затем Райволу и подошли вплотную к Териокам взяли город и его подожгли. А нам , не успевшим унести ноги, достались "мягкие" нары финского концлагеря "Миэхиккеля". 9 июня 1941 года в Финляндии прошла мобилизация резервного состава. А 3-й армейский корпус вместе с норвежской армией попали под командование немцев. Концлагеря для военнопленных, как и концлагеря для гражданского населения, спешно оборудовали под первые партии заключенных.
"В штабе тыловых частей планы по переброске военнопленных в различные районы были готовы еще до того, как начались непосредственные бои на финляндских фронтах" (Эйно Пиэтола). Тему военнопленных, пожалуй, оставим для исследователей и историков. Я могу рассказывать только о том, к чему имел прямое или косвенное отношение: о себе, о семье, о тех, с кем пришлось делить все "прелести" лагерной жизни.
...Для нашей небольшой семьи самым неприятным моментом было то, что папаша по партийной линии имел отношения с Отто Вильгельмовичем Куусиненом, впоследствии кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, а мамаша имела шапошное знакомство с его дочерью Хертой . В концлагере "Миэхиккеля" эти отношения стоили нам дорого. Будь военная кампания зимы 1939-40 гг. более успешной, на что рассчитывали в Кремле, Отто Вильгельмовичу светило бы президентское кресло. 2декабря 39года, Куссинен был назначен главой марионеточного правительства, которое, кстати, базировалось в Терийоках. А, если бы зимняя военная кампания была бы более успешной... К счастью, или к несчастью этого не произошло.
Вообще у финнов в концлагерях существовала строгая градация в смысле отношения к узникам. Особенно страдало русское население. "Военный инспектор ставки полковник Споре в своем рапорте от 12 июня 1942 г. Писал следующее: "Надписи на стенах камер у русских такие, что вполне можно предположить, что среди них есть враждебно настроенные к нам, поэтому русских следует остерегаться" (Эйно Пиэтола). Близких к финнам "по крови" размещали отдельно от русских. К украинцам, белорусам и другим национальностям отношение было более-менее мягкое, если отношение человека с ружьем к лишенному всех прав можно назвать мягким. Наказания за провинности были самые разнообразные в зависимости от тяжести проступка. Но чаще всего применяли порку розгами. Порки были публичными, тогда как смертная казнь производилась без посторонних глаз. В центре барачной площади устанавливали помост, укладывали на него животом вниз наказуемого. Розгой служил привязанный к деревянной ручке пучок изолированной медной или стальной проволоки. Количество ударов заранее было известно и провинившемуся, и экзекутору. Порка была особенно отвратительным публичным наказанием. Офицеры лагеря всегда присутствовали на экзекуциях и смотрели, чтобы все проходило по правилам. Слава богу, женщины от этого позорного деяния освобождались. Но дети...
Мой старший брат, которому в 43-м было чуть больше четырнадцати, налетел-таки на порку и даже дважды. Первый раз за краюху хлеба, которую шмонающий охранник обнаружил у него в кармане; второй раз дело едва не закончилось трагедией. Мы помогли шестнадцатилетней девчушке, которая совершила неудачную попытку побега из лагеря. Таких попыток было немало, но пройти через враждебно настроенное население было делом весьма проблематичным. Однажды неподалеку от нашего лагеря поймали советскую парашютистку. Местные жители обратили внимание на стеганую фуфайку, которую не носило население. Схватили и сдали.
Военное руководство Финляндии не придерживалось подписанных международных соглашений в обращении с пленными, да и с гражданским населением, которое не по своей воле угодило в лагеря. Финны по примеру нацистской Германии принялись сортировать людей по национальной принадлежности. Один мой приятель, который после распада СССР перебрался в Финляндию, совершенно случайно в "бабушкином сундуке" обнаружил циркуляры времен минувшей войны, регламентирующие расклад и обращение с пленными разных национальностей. К русским отношение особое: крайне осторожное и крайне жесткое. Вот фрагмент из незаконченного циркуляра. "Опыт, полученный во время войны 1939-1940 гг., показывает, что не только с точки зрения просветительской и пропагандистской, но и с точки зрения результатов разведок и полученных данных необходимо, чтобы военнопленные, относящиеся к малочисленным народностям СССР, содержались отдельно от собственно русских..."
Известия об ухудшении военной обстановки для Германии и ее союзников весной 1944 года и позднее довольно быстро достигали персонала лагерей, охранников, военнопленных и нас, гражданских. Окончание войны было общей темой разговоров между охранниками и заключенными. В таких беседах проявлялись и различия в настроениях пленных, и тревога некоторых из них за свое туманное будущее. Не секрет, что некоторые слишком рьяно служили хозяевам и почти всегда во вред землякам. Помню, когда нас в октябре 1944-го привезли на фильтрацию (проверка на "политическую вшивость") в Выборг, один мужичок ползал на коленях, умоляя бывших солагерников не выдавать его, умолчать. Мы, сердобольные, простили.
За военной обстановкой следили тщательно. Страсти были накалены. Приближался конец войны, шептались об условиях замирения (рядовые и офицеры охраны). Большое наступление советских войск завершилось сдачей Выборга, финские войска отступали, оставляя "завалявшиеся" батальоны.
Президент Финляндии маршал Маннергейм объявил Сталину о согласии финского правительства принять условия мира, чтобы на фронтах как можно быстрее прекратилось бессмысленное кровопролитие.
Так и случилось. Перемирие началось 4 сентября 1944 года. Весть о нем в нашем гражданском лагере была встречена с чувством радости и успокоения. Финско-немецкое "братство" по оружию уступило место финскому "братству". Перемирие внесло определенное изменение в обращение с пленными. Концлагерь был "распахнут", динамики направлены на бараки, радость и ликование.
Как вдруг в самом конце сентября меня хватила кондрашка. Да так серьезно, что потребовалось переливание крови. Тут же определили в военный госпиталь, и молодой финский солдат Эско Пелтонен откачал из своих вен необходимое мне количество.
Нарядили нас финны в свою военную амуницию, выдали башмаки и 16 октября 1944 года отправили в Союз...
Радости нашей не было предела. Даже проверка в Выборге не омрачила приподнятого настроения. Родина-мать - отнюдь не мачеха. Но, как и поныне говорят в Питере, кончились белые ночки, наступили черные деньки.
Мамашу гнали в шею из всех приличных мест, не принимая на работу и мотивируя отказ "политической необходимостью". Брату указали на дверь, когда он попытался "протиснуться" в музыкальную школу на свое довоенное место.
- Таким, как ты, - сказали ему, - место на строительной площадке или у токарного станка. Пока не отмоешь позорное пятно финского плена, в приличное общество тебе доступа нет. - Ну а меня по причине несовершеннолетия с первого школьного дня наградили кличкой Чухонец.
"За углом власти" меня тоже поджидали неприятности. Когда в мою глупую голову поселилась мечта – стать мореходом и посмотреть мир, я поспешил подать документы в Ленинградскую среднюю мореходку. "Хороший ты парнишка,- сказал мне председатель приемной комиссии, -Увы, дорогой, принять документы от тебя не могу: подкачала биография...Заграница, концлагерь, не имею права." В тот же вечер накропал письмецо в Смольный, секретарю обкома. Кажется, Козлову Фролу Романовичу... Так мол и так, был мал и глуп и не понимал какой вред приношу государству. Каюсь, в своем мерзком поступке Забрался в кабинет Жданова, спер карту укрепрайонов Ленинграда, перемахнул линию Маннергейма и в финский генштаб Письмишко с этим текстом сунул в конверт, нацарапал адрес, смотался в Питер, к Смольному и в синий ящик для писем граждан бросил свое "послание". Через неделю мать в слезах. Показывает повестку в Большой дом на Литейном. Делать нечего с КГБ шутить рискованно, нужно валить на "прием".
"Так ты-что же, сучий выродок, с советской властью шутить вздумал! Сгною сопляка! На нарах до конца своей паршивой жизни проторчишь!.." Пожалуй, с того посещения Большого дома я угодил под недреманное око КГБ.
P.S. На топком берегу Каркинитского залива в однокомнатной халупе старик со старухой. Перед ними на кухонном столе официальная бумага из Хельсинки. Круглая печать и две финские фамилии.
- Старик, - шепчет старуха, пытаясь дотронуться до бумаги, - получим компенсацию, денежки упрячем в какой-нибудь банк под большие проценты...
- Накось выкуси, чтоб я свои деньжищи да к жуликам в банк... Дома будем хранить валюту. Сварганим стальную дверь, врежем бельгийские замки, на окна решетки из арматурной стали.
- Дед, - продолжает неугомонная старуха, - может быть, оставим эту провинциальную халупу, купим в Ялте квартирку и как все порядочные люди вечером по набережной, с собачкой...
Утром следующего дня дед за телефон и звонит в Симферополь, в крымское отделение фонда "Взаимопонимание и примирение":
- Девушка, передо мной официальная бумага из военного архива Финляндии. Могу ли я рассчитывать на компенсационные выплаты?
- По-моему, да. Как-никак Финляндия была в одной упряжке с Германией, и даже Гитлер в 1943 году навестил в Хельсинки Маннергейма и поздравил его с днем рождения. Об этом недавно рассказал Первый канал Российского телевидения.
Дед, верный своему недоверчивому характеру, следующим утром звонит в Киев, на Фрунзе, 15, в фонд "Взаимопонимание и примирение":
- Алло, товарищ, я такой-то, получил депешу из Финляндии, в коей подтверждается, что наше маленькое семейство два с лишним года томилось на нарах в концлагере "Миэхиккеля". Куда высылать документы и могу ли я рассчитывать на компенсацию?
- Какая Финляндия? Какой лагерь?.. Освенцим, Бухенвальд, Дахау, Равенсбрюк - вот лагеря в нашем списке. А твои финские - это несерьезно. Прощай, дедуля...
P.P.S. 16 октября 2004 года исполнилось ровно 60 лет, как наша семья, покинув ворота концлагеря, вернулась на родину. Данных о количестве погибших среди гражданского населения нигде нет. Во всяком случае все мои попытки обнаружить эти цифры не увенчались успехом. Военнопленных в Финляндии было более 64 тысяч человек. Погибли от голода, холода, болезней и непосильного труда 18700 человек (29%). В гражданском концентрационном лагере "Миэхиккеля" томились 47 матерей и 631 несовершеннолетний ребенок.
Дважды через программу "Жди меня" пытался отыскать своего спасителя, финского солдата Эско, увы, - безуспешно...
Эту тему я вытаскиваю из памяти, как моток колючей проволоки: и больно, и колет, и нужно вытащить, чтобы она не терзала более душу.
До переезда в сороковом году, после известной финской кампании, в Терийоки, мы жили в Ленинграде, в коммуналке, на Васильевском острове. Старший брат Роберт с шести лет занимался в музыкальной школе и, как говорили педагоги, "мальчик подает большие надежды".
Шесть лет занятий пошли прахом, когда загремели пушки, а наше скромное семейство "обосновалось" на жестких нарах финского концлагеря "Миэхиккеля". При всех неприятностях лагерной жизни нам, тем не менее, чертовски повезло: мы вернулись и вернулись живыми... Радости не было предела. И планов наших "громадье" громоздилось в головах. Брат мечтал о музыкальной школе. "Вот закончу седьмой класс и подамся в музыкальное училище",- повторял он уверенный в себе. Мамаша всячески поддерживала его решение и готова была положить остатки здоровья ради его успеха. Директриса териокской школы встретила его в штыки. "Таким как ты,- грубо оборвала она его мольбу, - место на стройке, либо у станка." Вскоре брата силком переправили в Выборг в ФЗО (фабрично-заводское обучение). Он бежал. Вернулся в Терийоки, но ненадолго. Его снова повязали и вернули в Выборг. Он бежал в и в этот раз. Поймали и намотали срок. Первые полгода отбывал в Пулково. Зэки восстанавливали разрушенное здание знаменитой Пулковской обсерватории. Жрать было нечего. И мы с мамашей, насобирав крохи: картошку, сухари, квашенную капусту и махру до Пулковских высот добирались пешодралом. Общественный транспорт, в то далекое время, увы, не ходил. Трамвайчиком добирались до Средней рогатки, а далее - надежда на крепкие ноги. Через полгода этапом брательника перегнали в Назиястрой, недалеко от станции Жихарево (Волховское направление). Через год он освободился, а еще через год - забрили в армию и погнали под бандеровские пули в Галичину. Через несколько месяцев комиссовали с пулевым ранением в левое плечо. Судьба сделала из него матерого ненавистника советского строя. Мать, изуродованная лесоповалом в концлагере, после неудач со старшим сыном, окончательно слегла и практически не выходила из больницы до самой смерти. Судьба брата и мой неудачный "поход" в мореходку, тяжелым оттиском отпечатались на моем характере, равно, как и на отношении к существующему строю. После службы в армии меня потянуло к тем, кто был далеко не согласен с существующими порядками в стране. Вскоре нащупал САМИЗДАТ. И пошло-поехало. А закончилась моя "любовь" к советской власти знакомыми с малолетства нарами. Три года "от звонка до звонка" - вердикт самого справедливого суда в мире. Сегодня - все это в прошлом, всего лишь, темное, мрачное пятно в моей памяти. А когда мне сверстники говорят, что раньше было лучше - я не спорю. Может быть и лучше, но нашей семье, в прошлой жизни, увы - не повезло.
© Лев ЗАЙЦЕВ. Статья любезно предоставлена автором.
© Публикация terijoki.spb.ru от 14.03.2009 г. При перепечатке ссылка обязательна.
Пожалуй, никогда бы не пустился в воспоминания, если бы однажды случайно, рыская по интернету, не обнаружил зеленогорский форум. Обнаружив, неожиданно для самого себя, предложил тему «Вспомним старых жителей Терийок». И пошло-поехало: один эпизод цеплялся за другой, третий отталкивался от второго, четвертый дополнял третий…
Недавно Александр Константинович Молчанов подослал материалы о финских концлагерях минувшей Великой Отечественной. Вообще-то эта тема «выползла» из моей памяти совсем недавно. Лет 50 назад я глубоко «закопал топор войны» и тему эту ни коим образом не выпускал наружу. Но вот однажды случайная встреча заставила меня окунуться в прошлое.
Знакомый адвокат предложил мне поучавствовать в судебном процессе на стороне его подзащитного. Дело интересное, неожиданное и настолько оригинальное, что я не задумываясь согласился присутствовать в судебном заседании и сработать материал для популярной в области газеты.
На третий день судебного разбирательства в зале суда появились родители ответчика - старушка мать и старикан отец. Отец - бывший первый секретарь райкома партии, мать - терапевт районной больницы. Слово за слово, разговорились и, не помню в какой связи, старушка обронила два слова «финский концлагерь». Я не заставил себя ждать и тотчас переспросил: какой именно лагерь она имела ввиду? «Миэхиккяля» четко произнесла старая женщина…
Как известно, после зимней военной кампании 40-го года местных жителей в Терийоках почти не осталось, страна бросила клич и в городок стал прибывать молодняк из разных концов союза. Антонина Ивановна была тогда совсем молодой выпускницей херсонского медучилища.
Не успела она толком на новом месте обосноваться, как загремела Великая Отечественная.
Финны вошли в полусожженные Терийоки и оставшихся в живых его обитателей перегнали в Финляндию и разместили в концлагерях. Антонина Ивановна, тогда молодая медичка Тоня, угодила в «Миэхиккяля».
Припоминаю, и мать, и старший брат рассказывали, что молодая медсестра Тоня приносила нам вазелин, а братец, работая на кухне, таскал в барак картофельные очистки, мать очистки тщательно перемывала и на самодельной сковородке очистки эти жарила. Вкуснотища - за уши не оттянешь… Но не только вазелином «баловала» нас херсонская медичка, я подозреваю что и кое-какие лекарства, так необходимые нашей мамаши, Антонина подворовывала в финском лазарете.
Фортификационный отдел Главной ставки уже заранее присмотрел место размещения место для размещения лагеря для гражданского населения. Собственно говоря, лагерь был основан штабом тыловых частей как лагерь военнопленных. В пункте 4 того же приказа есть касающееся этого указание.
«Силами тыловых частей на территории Миехиккяля-Муурола должен быть основан трудовой лагерь, куда перемещается упомянутый в пункте 2 персонал со ст.Тааветти силами отдела обслуживания Главной ставки.»
В приказе Главной ставки для вновь образуемого лагеря использовано название трудовой лагерь. Соответственно целью было использовать находящийся в лагере персонал на общественно полезных работах согласно данной штабом тыловых частей начальнику трудового лагеря инструкции. Штаб тыловых частей должен был рассчитать лагерь на размещение в нём 1114 гражданских.
Относительно персонала охраны лагеря к письму была приложена инструкция [п.5?]. Согласно ей, лагерников должно было охранять и обеспечивать следующее количество финского персонала: начальник лагеря (1 офицер), помощник начальника (1 офицер), начальник снабжения (1 офицер), писари (4 женщины), организаторы труда (5 женщин), контролёры труда (3 женщины, 10 мужчин), переводчики (4 мужчины), начальник охраны (1 мл.офицер), охрана (10 мужчин), женская охрана (10 женщин-надзирательниц), лагерный врач (1 офицер), медсёстры (4 женщины), акушерка (1 женщина), кладовщик продуктового склада (1 мл.офицер), шеф-повары (2 женщины), кухарки (5 женщин), возчики (5 мужчин), Мужчины должны быть непригодными для фронта, офицер может быть заменен военным чиновником. Для получения надзирательниц из губернской тюрьмы Хямеенлинна штабу тыловых частей следовало связаться с министерством юстиции.1
Лагерь «Миэхиккяля» был лагерем трудовым. Все взрослые обитатели нашего барака работали на лесоповале. Взрослые валили деревья, а подростки 12-13 лет, обрубали сучья и складывали их в кучи. Рабочий день длился с утра и до наступления темноты. Многих, особенно женщин, одолевали болезни. Наша мать после первой тяжелой зимы, едва не сошла в могилу. Она была маленькая, хрупкая и тяжелая работа на лесоповале окончательно подорвала ее здоровье. Если я не ошибаюсь, последний год плена она занималась уборкой барака. В смысле чистоты финны были щепитильны.
Брату, пожалуй, повезло больше. Однажды он оказался в помещении лагерного персонала и, обнаружив старенькое пианино, что-то на нем изобразил осмысленное. Финны его приметили, подкормили и стали приглашать на долгие вечерние «посиделки». Следует заметить, что в те годы многие финны совсем недурно владели русским языком и неплохо знали русские песенки.
Брат играл на пианино и, как мог, кое-что исполнял голосом, слушатели подпевали. С тех пор у нас стали появляться галеты, а иногда и сахар. Но, как говорят в народе: все хорошее когда-то кончается…
...в лагере придерживались тех же форм наказания, которые были составлены для лагерей военнопленных. О них много сведений, в частности, по основанному в Олонце, Восточной Карелии для русского гражданского населения лагерю для переселенцев. Поскольку формы наказаний и дисциплинарные правила были те же, что и административные меры принуждения в трудовом лагере Миехиккяля-Муурола, представим здесь совместно эти формы наказания. Использовались, в частности, следующие административные меры принуждения.
«Право наложения дисциплинарного наказания было организовано так, что различные по уровню положения должностные лица военной администрации было дано на территории Восточной Карелии в отношении гражданских лиц то же право [наложения] дисциплинарного наказания какое у них как у военных начальников было в отношении их подчиненных. Право поддержания дисциплины можно было использовать в отношении тех лиц, которые нарушили данные чиновниками военной администрации приказы и распоряжения. В качестве наказания использовались однократный арест до 30 суток и так наз. строгий арест в тёмной камере до 8 суток, и отбывали его установленным военным уголовным кодексом способом … В качестве самого жестокого наказания использовалось телесное наказание, до 25 ударов (Suomen sota, osa 6, luku IX Itä-Karjalan sotilashallinto, s. 620).»
Дисциплинарные наказания и наказание ударами розог в отношении женщин было запрещено. В апреле 1944 г. были опубликованы новые правила распорядка для лагерей переселенцев, в которых были новые правила, в т.ч., о поддержании дисциплины в лагерях. По новым правилам, можно было поддерживать дисциплину использованием следующих наказаний.
«а) лишение лагерника вверенной ему особой деятельности,
b) выполнение обязательных для лагерников работ [(«нарядов»?]) вне очереди до 8 раз,
c) выполнение положенных лагернику работ без оплаты до 8 суток и
d) закрытие лагерника в светлом помещении максимум на 8 суток и в тёмном помещении до 8 суток или же при объединении наказаний в светлом помещении до 45 и в тёмном помещении до 12 суток. Эти упомянутые в п d. наказания можно было ужесточать жестким ложем для сна.
Если подобные указанным наказания оказывались неэффективными или лагерника нельзя было иным способом утихомирить, или этого безотлагательно требует соблюдение дисциплины и порядка в лагере, можно в отношении лагерника дополнительно в качестве дисциплинарного наказания применить:
е) наказание лагерника не более чем 25 ударами, и
f) помещение лагерника в специальный дисциплинарный лагерь.»
Об организации дисциплинарного лагеря следует упомянуть, что заключенные там не имели никакой связи с посторонними. Если у заключенного в дисциплинарный лагерь были дети или другие подопечные, на время наказания они помещались в отделения социального обеспечения лагеря для переселенцев.
В трудовом лагере Миехиккяля-Муурола господствовали вышеуказанные правила. Русскому населению особенно приходилось страдать от них, вследствие расовых и племенных идей.1
Однажды, кажется это было весной 44-го, молодая девчушка пыталась бежать. Как далеко она удалилась от лагеря, сказать не берусь, но поймали ее на третий день побега. И хотя наказание женщин розгами было строго запрещено, на этот раз «табу» с запрета сняли и бедную девчушку исполосовали - вдоль и поперек. Этот эпизод из лагерной жизни врезался мне в память и, пожалуй, на всю жизнь. Потому-что, когда кого-то нещадно секли, весь барак обязан был присутствовать при сей экзекуции. Девушку избили и «упаковали» в темную комнату. Мамаша нам сказала: «Возьмите галету и попытайтесь через щель в стене, просунуть ее девчушке». За этим занятием мы попались. Я был мал и избежал наказания. Брату не повезло. Его разложили на пологой доске и, на виду всего лагеря, исполосовали спину розгами. С тех пор он больше не веселил охранников своими песенками.
В сделанных штабу тыловых частей предложениях полковник Споре упоминал о недостатках, которые выявились в обучении детей и вообще в просветительной работе.
«Лагерю нужна опытная в просветительной работе и увлеченная, имеющая достаточную квалификацию рассудительная учительница.»1
Обучение детей в лагере «Миэхиккеля» тема, пожалуй, особая. Трудно вникнуть в рассуждения и замысел финских властей того военного времени. Что хотели финны, усаживая нас, 6-7 летних пацанов, на поляне перед бараком с грифильными досками в руках? Нынешнему школяру едва-ли понятно выражение «грифельная доска». Поясняю: точно такая же доска, на которой в классе мы решали задачки, только слишком маленькая, чуть-чуть меньше стиральной доски. Впрочем, и стиральную доску уже, наверное, никто не помнит… Так вот, учительница, которая сносно говорила по русски, выдавала нам финский алфавит и мы, записывали его мелом, каждый на своей грифельной доске. Потом, освоив алфавит, писали какие-то слова. Не вспомню какие. Кажется, эти слова даже складывали в простенькие предложения. С наступлением холодов учеба наша на том и завершилась. К тому же, военное положение для финнов заметно ухудшалось и им уже было не до обучения плененных малолеток финской грамоте.
Завершая свой экскурс в далекое прошлое, хочу еще раз поблагодарить Александра Константиновича Молчанова за любезно предоставленный перевод и сказать следущее… В первые послевоенные годы говорить о том , что ты отлеживал бока на лагерных нарах врага-супостата, было делом весьма опасным, ибо власти на тебя смотрели с подозрением, а в бумагах имелась графа «где находился в годы войны». Слово «концлагерь» у властей предержащих вызывало неприятную отрыжку.
© Лев ЗАЙЦЕВ. Статья любезно предоставлена автором.
1. Pietola, Eino. Sotavangit Suomessa1941-1944.-Gummerus, 2006.-Ss.-37-47. (Пиэтола, Эйно. Военнопленные в Финляндии, 1941-1944 гг. Сс.37-47). Перевод: А.К.Молчанов (использован перевод К. Гнетнева в редакции
М. и И. Петровых) // "Север", № 12 Петрозаводск, 1990, взятый из сайта "Окрестности Петербурга"). Доп.источн: «Финский фактор и истории и культуре Карелии».- Петрозаводск.
© Публикация terijoki.spb.ru от 26.02.2010 г. При перепечатке ссылка обязательна.
Читайте также воспоминания Льва Зайцева Зеленогорск в конце 1940-х - начале 1950-х. "Голод не тетка" и другие рассказы, Зеленогорск в конце 1940-х - начале 1950-х. Учеба, спорт, отдых.
Обсудить статью на форуме.
Последние комментарии:
17-12-2019 10:41 KandidЦитата:[
[quote=Kandid post_id=115220 time=1576559450 user_id...
17-12-2019 10:34 БуквоедЦитата:[
[quote=Osbourne post_id=75432 time=1331650921 user_id=1384]
О пребывании в концлагере Миехикке...
17-12-2019 08:10 KandidЦитата:[
О пребывании в концлагере Миехиккеля во время войны можно также почитать в воспоминаниях бывшей жительницы деревни Калелово под Белоостровом:
13-03-2012 19:02 Osbourne
17-05-2009 23:56 Anonymous
09-04-2009 22:25 abravo