КОРОЛЕНКО, приехав в Куоккалу, как-то сразу завоевал себе право жить неприметно и тихо, вдали от всяких газетных сенсаций, ходить по субботам в баню, а порою, в свободное время - брать заплатанную старую кошелку и - чаще всего, в сопровождении детей, отправляться в ближайшую лавку за овощами и хлебом.

Целые дни он работал у себя наверху или уезжал в город дачным поездом, тоже на целые дни, и единственной передышкой в его тогдашних трудах, было для "его вечернее чаепитие на дачной террасе, в кругу самых близких друзей.

У Владимира Галактионовича была особая манера разговаривать: всякая его беседа с людьми, сводилась к сюжетному повествованию, к рассказу. Правда, он не завладевал разговором, как это свойственно многим даровитым рассказчикам. Напротив, он склонен был терпеливо и долго слушать рассказы других, и давая своим собеседникам полную волю, говорить, что им вздумается, а сам вставлял только редкие реплики. Любимая форма речи была у него, именно рассказ, просторный, свободный, богатый людьми, приключениями.

Почти всегда он рассказывал что-нибудь из своей жизни, и, хотя в его застольных рассказах чаще всего фигурировали обыски, ссылки, аресты, жандармы, железные решетки, сибирские этапы, урядники, кандалы, часовые, основной тональностью всех его воспоминаний был тот, особенный, мягкий, непритязательный короленковский юмор, какой слышится во многих его книгах, особенно в "Истории моего современника".

...В августе И. Е. Репин, с которым я виделся почти ежедневно, попросил меня передать Владимиру Галактионовичу его горячую просьбу - посетить скорее "Пенаты". Он все еще не оставил мечты написать портрет Короленко, и приготовил для портрета свой, особый, крупнозернистый, так называемый, "репинский" холст.

Но Короленко долго отказывался.

- Повторяю, - говорил он,- для меня это великая честь, но я очень занят, работы прибавилось втрое, и вообще, сейчас у меня не то настроение.

В конце концов все же нашел в себе силы позировать Репину.

Репин так и изобразил Короленко в позе одухотворенного рассказчика. С тех пор прошло уже более полувека, но и сейчас, стоит мне только взглянуть на репинский портрет Короленко, воспроизводящийся нынче во многих изданиях, и портрет начинает звучать.

После первого сеанса писателю пришлось еще раза три в месяц посещать "Пенаты" и снова позировать Репину, жаждавшему "доработать" портрет, который, в сущности, был совершенно закончен.

Через много лет престарелый художник, заговорив в одном из писем ко мне о некоторых вещах Короленко, вспомнил то время, когда знаменитый писатель позировал ему для портрета, и снова не преминул восхвалить его скромность.

Последние комментарии: