Константин Виноградов

ОДНИМ из популярных дачных районов Финляндии была Черная речка - так по-русски называлась местность, расположенная по берегам реки Ваммельйоки (финские деревни Метсякюля (Молодежное) и Ваммельсуу (Серово). В начале XX века здесь поселились Л. Андреев, И. Павлов, Д. Менделеев, Г. Чулков и многие другие известные в России люди. Одним из самых крупных имений владел Евгений Эпафродитович Картавцев, экономист, промышленник, управляющий банком. Имение называлось "Мариоки" - в честь жены Марии Всеволодовны Крестовской. Имение отличалось не только размерами, но и необычно пышным для севера большим садом, позже здесь появилась "домашняя" церковь, а еще позже, это место украсил памятник на могиле М. В. Крестовской, который финны называли "Могилой любви". Сейчас от этого живописного уголка остались только развалины, а имя писательницы Крестовской, похороненной здесь, мало кому что говорит.

Мария Всеволодовна Крестовская родилась в 1862 году в семье известного писателя В. Крестовского и сама пошла по пути литературного творчества. Ее произведения, наверняка, неизвестны советскому читателю. В конце прошлого века она написала ряд повестей и романов - "Ранние грозы" (1886), "Ревность" (1892), "Сын" (1893), "Артистка" (1896) - в которых освещала проблемы "эмансипации, долга и любви". В последние годы жизни она отошла от литературной деятельности, и последнее крупное ее произведение, которое она завещала опубликовать - "Дневник" - так и не увидело света.

Мария Всеволодовна, судя по письмам и дневникам, была не совсем удовлетворена итогами своего писательского труда. "Мне бы следовало родиться мужчиной и на добрых 50-60 лет раньше, - писала она в одном из писем, - тогда из меня вышел бы, при надлежащей подготовке, конечно, недурной и немалый мыслитель, и имя мое осталось бы, верно, не таким, каким останется теперь, и никакие дневники не увеличат его, по всей вероятности… <…> родиться женщиной в эпоху мне совсем несимпатичную, да еще в России - тоже немалый минус для всякого рождающегося в ней..." В другом письме она с грустью пишет: "Говорят:"Большому кораблю- большое плавание", - и, пожалуй, природа сделала и меня, и Евгения не совсем уж маленькими лодочками, а судьба закинула их в пруды, из которых один выход - в соседние канавы..." Это чувство неудовлетворенности творческими итогами усугублялась тяжелой болезнью. "О, как хотела бы я быть здоровой, сколько могла бы сделать тогда, а теперь что, в сущности, могу я сделать, когда из 10 дней у меня по крайней мере 5 уходят на болезнь; поневоле опускаются руки и утрачивается всякая энергия, особенно в те дни, когда... припадки с сердцем мучают меня по несколько раз в сутки".

В конце 90-х годов супруги Картавцевы приобрели имение в Финляндии, построили здесь большой двухэтажный дом, и каждый год, с весны до осени, жили в Мариоках. Своему имению и посвятила Мария Всеволодовна остаток жизни. "Необыкновенно по этический уголок, возникший из мечты поэтической женщины", - так называла Мариоки Т. Л. Щепкина-Куперник. Никогда не занимавшаяся раньше садоводством, М. Крестовская превратила Мариоюи в удивительный памятник садово-паркового искусства, не сохранившийся, к сожалению, до наших дней. Представление о нем мы можем получить только по описаниям самой М. Крестовской и ее современников. В 1907 году в письме своей подруге она как бы подводила итоги своей работы: "Мариоки еще никогда не были так прекрасны, как нынче, не говоря уже о парке и цветах, все .улучшающихся и размножающихся, но нынче та прибавился еще водопровод по всему дому и саду, прелестный фонтан прямо перед домом и на большом газоне... И, наконец, верх всего, что сделалось даже гордостью всей окрестности, начиная с крестьян, в парке и над рекой прибавилось несколько каменных лестниц, из которых одна 76 ступеней с 6-ю площадками, и с которых с каждой открывается изумительный по красоте вид чуть не на 40, верст, если не больше, вокруг, и на каждой площадке стоят по две каменных же скамейки и по огромной клумбе цветов подле них с каждой стороны, а наверху, на самой верхней, огромная полукруглая в греческом стиле, скамья, за которой будет стоять статуя фавна и нимфы, а пока посажены вьющийся виноград и... пламенные азалии, и масса роз. Эта лестница сделана с верхнего парка... в нижний парк. Она опускается у пруда к широкой аллее, по обеим сторонам которой посажены непрерывной массой яркие многолетники, маки, флоксы, дельфиниумы и другие; пересекается эта .аллея гигантской группой сирени а круглой каменной чаше, а заканчивается такой же греческой полукруглой скамьей... Все ходят глядеть на мое. новое и положительно лучшее .произведение, и восхищаются 'и изумляются на .все лады, льстя этим, конечно, моему авторскому самолюбию. Все лето я работала над всем этим, одних различных корней всевозможных растений и цветов посадила около шести тысяч, разделяя наполовину старые, наполовину, выписывая новые из Франции, Германии и Голландии, провела сотни саженей новых дорог и дорожек, прикупила еще;десятину наверху в парке, чтобы сделатьего шире".

Т. Л. Щепкина-Куперник, дружившая с М. Крестовской и часто бывавшая в Мариоках, писала в своих воспоминаниях: "Нигде не было такой великолепной сирени, как в Мариокском парке, тянувшемся на 40 десятин, таки.х огненных азалий, пылавших, как живые костры в июньские белые ночи, таких изящных красивых кленов, пестролистных ясеней, лиственниц..."

Это живописное место привлекло Всеволода Мейерхолыда который а 1912 году работал с артистами в Териоках. Александр Мгебров вспоминал: "Мы мечтали с Всеволодом Эмильевичем развернуть постановку "Поклонение кресту" (пьеса Кальдерона - К. В.) на воздухе в грандиозном масштабе. С этой целью мы всей коммуной отправились в местечко за Териоками, называемое "Черной Речкой, на дачу небезызвестной писательницы Крестовской, с чудесным парком фруктовых деревьев, перемешанных с роскошными кустами сирени и роз. Там была замечательная лестница, спускавшаяся от дачи вниз к прелестным равнинам и полям. Вот об этой-то лестнице мы и мечтали с Мейерхольдом. У нас возник план развернуть "Поклонение кресту" ночью, при свете горящих факелов, с огромной толпой всего окрестного населения. К сожалению, мечта не сбылась, так как мы немного запоздали с нею".

Мариоки всегда были полны гостями. Здесь любила отдыхать Т. Л. Щепкина-Куперник. "О Мариоках я могла бы писать томы, я им посвятила множество стихов, называвшихся "Сказки Мариок", и для меня они остались прекрасной сказкой моей молодости" – писала она. Частым гостем в Мариоках был известный юрист и общественный деятель А. Ф. Кони, он приезжал сюда не только отдыхать, но и работать, так как атмосфера дома способствовало этому. Хозяева были гостеприимными, но не назойливыми. Е. Картавцев сделал такую запись в альбоме жены: "Основное правило Мариок – хозяева не занимают гостей, гости не заботятся о хозяевах: каждый сам решает, что ему нравится и проводит время, с кем уму весело. Обязанность же хозяев – приютить и накормить своих гостей. Что сверх того – то от лукавого".

Мария Всеволодовна мечтала устроить в Мариоках небольшой дом-здравницу, которая "должна дать возможность выздоравливающим после тяжелых болезней и операций, или нуждающимся в отдыхе умственным труженикам, мужчинам и женщинам – ученым, художникам, музыкантам, а также слушательницам и студенткам высших женских учебных заведений – иметь за дешевую плату (а в исключительных случаях и даром)… для своего временного пребывания в хорошем воздухе при гигиенической обстановке и здоровом питании…" Мечта об этом санатории не покидала М. Крестовскую до конца ее дней, но на строительство санатория требовались немалые деньги, которых, несмотря на довольно значительное состояние Е. Картавцева, не хватало. Мария Всеволодовна завещала осуществление своей мечты мужу, и он, незадолго до начала Первой мировой войны, приступил к строительству "Мариоки – Здравницы Марии Всеволодовны Крестовской" по проекту архитектора Л. Р. Сологуба. Через неделю после начала строительство было прервано.

Последние годы жизни Марии Всеволодовны были очень тяжелыми: давала о себе знать болезнь сердца. Ее лечили известные профессора Бехтерев и Павлов, жившие недалеко от Мариок. Но болезнь прогрессировала. "Ничем я сейчас не живу, кроме страха перед новыми болями и внезапным полным ухудшением, причин которого никто не может понять", - писала она в 1909 году, а через год – 6 июля 1910 года – ее не стало.

Вскоре рядом с могилой на деньги Картавцева была построена красивая белая церковь "Всех скорбящих радости" (это была одна из первых построек архитектора И. Фомина), Евгений Эпафродитович построил ее в память жены. Позже на могиле был установлен прекрасный памятник работы В. Лишева. Церковь и памятник изображены на публикуемой старой почтовой открытке. "Великолепный памятник... возвышался в стороне от церкви, на склоне горы. Это была огромная глыба гранита, а на ней, в натуральную величину, сидела в кресле красивая бронзовая женщина .и задумчиво смотрела на море. У ее ног валялся плюшевый мишка, тоже из бронзы", - это отрывок из воспоминаний В. Андреевой, дочери писателя Л. Андреева, который тоже был похоронен рядом с церковью а Мариоках.

ОЧЕНЬ переживал Е. Картавцев смерть жены. Он старался полностью выполнить ее завещание: построить санаторий и опубликовать дневники писательницы (в дневнике речь идет в основном о сложных отношениях в семье, когда Мария Всеволодовна была увлечена своим близким другом, события происходят в основном в Мариоках и в Выборге, дневник хранится в ЦГАЛИ СССР). Исполнить волю жены помешало сложное время: началась война, затем революция. Евгений Эпафродитович, поняв, что не успеет выполнить свои обязанности, составил, в свою очередь духовное завещание, где оставил большие суммы денег на публикацию дневника на семи языках и на строительство санатория, Мариоки со всеми постройками он завещал будущему санаторию. Но революция превратила завещание и деньги в простую бумагу. Смерть Картавцева означала конец Мариок. Санаторий так и не был построен, мариокский дом был разобран новыми владельцами и перевезен под Хельсинки (вполне вероятно, что он до сих пор там и стоит), дневник попал в архив и его так и не увидели читатели. Лишь один пункт завещания Е. Картавцева долгое время выполнялся: "Могила жены моей Марии Всеволодовны и моя, а также памятник жены над могилой, должны быть содержимы в чистоте, и порядке, с посадкой летом цветов на устроенных для того местах". "Могила любви" действительно до 1939 года содержалась в чистоте и порядке. Вокруг церкви образовалось небольшое кладбище, здесь хоронили русских, оставшихся после революции в Финляндии. Церковь была действующей до 1939 г.

В 1944 году Карельский перешеек окончательно стал советским. Новая власть стремилась уничтожить все, что было связано с историей и культурой финского народа, одновременно уничтожалось и русское наследие. Годы и люди сделали свое: "Могила любви" превратилась в груду камней, памятник исчез неизвестно куда, а на месте знаменитой лестницы теперь спуск лыжного трамплина. "Необыкновенно поэтического уголка, возникшего из мечты поэтической женщины" больше не существует. Мариоки превратились в очередной памятник нашему варварству и историческому невежеству.

"Зеленогорский Вестник", 1991

Ссылки по теме:
Н. Григорьева. Русская Жорж Санд из Мариоки
Ритва Хейккиля. "МОГИЛА ЛЮБВИ"
Фотогалерея

Последние комментарии: