History Interesting things Photogalleries Maps Links About Finland Guestbook Forum translate to:

ЛЕТНИЕ театральные сезоны в дачных театрах Петербурга в начале века были значительными событиями в культурной жизни российской столицы. В неказистых деревенских павильонах с земляным полом выступали многие знаменитые актеры, певцы, музыканты. Каждое лето у любителей театрального искусства был большой выбор, ведь вокруг Петербурга было разбросано более двух десятков театров. Одним из таких "театральных районов" был Карельский перешеек, причем этот район пользовался особым вниманием - это была Финляндия, в которой цензура не была столь свирепой, как в остальной России, поэтому здесь можно было ставить такие спектакли, которые ни под каким предлогом не могли быть поставлены на столичной сцене.

Наиболее известные дачные театры - это знаменитый Прометей, который находился на границе Оллилы и Куоккалы, и териокское Казино. На сценах этих театров выступали многие известные деятели культуры: М. Горький и М. Андреева, А. Блок и К. Чуковский, Н. Евреинов и В. Мейерхольд, В. Маяковский и Л. Андреев - имена можно перечислять до бесконечности.

Одним из наиболее эначительных, вошедших в историю русской культуры начала нашего столетия, был териокский сезон 1912 года, связанный с именем выдающегося русского режиссера Всеволода Эмильевича Мейерхольда. Он был главным режиссером Товарищества актеров, музыкантов, писателей и живописцев, в которое входили артисты А. Мгебров, В. Чекан, В. Веригина, Л. Блок, режиссер В. Соловьев, композитор М. Гнесин, художники Н. Сапунов, Н. Кульбин, Ю. Бонди, поэт М. Кузмин и другие.

Инициатором териокского эксперимента была Любовь Дмитриевна Блок, жена Александра Блока. Она была увлечена театром, сама неоднократно выступала в качестве актрисы в постановках разных режиссеров, можно сказать, что театр был ее стихией. Именно ей пришла идея организовать летний театр под Петербургом, не обременённый финансовыми обязательствами, где можно было бы свободно и творчески работать. Этой идеей Любовь Дмитриевна поделилась со своими друзьями, прежде всего Валентиной Петровной Веригиной, известной актрисой, которая в свою очередь рассказала об этом своим знакомым (в основном это были завсегдатаи знаменитого артистического кафе "Бродячая собака"). За организацию дела взялись Борис Пронин, администратор "Бродячей собаки", Б. Веригина, Николай Бычков, муж Веригиной, сама Л. Д. Блок, а также художник Николай Сапунов. Мысль выбрать Териоки пришла совершенно случайно, в один из весенних дней дружная компания отправилась туда, чтобы познакомиться с условиями работы и заодно решить все организационные вопросы. Териокское Казино в это время было акционерным обществом, делами которого заведовал молодой швед В. И. Ионкер. С ним удалось быстро договориться об условиях аренды; предприимчивый Пронин отыскал на берегу Финского залива большую заброшенную дачу, в которой решили поселить участников Товарищества.

После этого началась непосредственно творческая работа, ради которой и затевалось все дело. Необходимо было составить репертуар, начать репетировать спектакли, готовить декорации. Режиссером сначала пригласили Е. Вахтангова, но тот отказался, так как у него на этот сезон были другие планы. Тогда решили обратиться к В. Мейерхольду с просьбой поставить несколько спектаклей. Мейерхольд начал репетировать с актёрами, постепенно вошел, что называется, во вкус, у него возник ряд интересных идей, которые он считал возможным воплотить с теми актерами, которые состояли в Товариществе, и режиссер в конце концов решил работать с труппой весь сезон и вместе с семьей выехать в Териоки.

Все участники Товарищества, а это были в основном молодые люди, готовились не просто к активному, веселому отдыху. "Нашей основной задачей, - писал в воспоминаниях Александр Мгебров - было прежде всего по-настоящему близко соприкоснуться с искусством". Мейерхольд, по его словам, "возлагал на этот сезон большие надежды. Ему хотелось в группе друзей попробовать свои силы для осуществления мечты о свободном театре, который не шел бы на поводу у зрителя, но поднимал его силою энтузиазма и мастерства до высот самодовлеющего значения театра и человеческой жизни".

Александр Блок, который внимательно наблюдал за работой Товарищества, сначала очень скептически смотрел на всю эту затею. Поэт в это время отошел от увлечения модернистскими экспериментами, охладел его интерес к творчеству Мейерхольда, с которым раньше он был творчески близок. Участие Любови Дмитриевны в этом деле даже несколько беспокоило Блока. В своем дневнике 28 мая он дает свой "прогноз" будущего Товарищества: "...Вначале они хотели большого идейного дела, учиться и т. д. Но не знали, были впотьмах, бродили ощупью. Понемногу стали присоединяться предприимчивые модернисты... и вместо БОЛЬШОГО дела, традиционного, на которое никто не способен, возникло талантливое декадентское МАЛЕНЬКОЕ дело... Речи были о Шекспире и идеях, дело пошло прежде всего о мейерхольдовских пантомимах... - до чего дойдет, посмотрим, не хочу осуждать сразу". Мейерхольд и его единомышленник Владимир Соловьев в это время увлекались комедией дель арте, пантомимой, это и не нравилось Блоку. Но, присмотревшись, побывав на репетиции, отношение к театру стало меняться. 3 июня он уже пишет в дневнике: "Много хорошего, посмотрим".

В мае вся труппа переехала в Териоки. Актеры поселились в большом доме на берегу залива, бывшей даче американского посланника - вилле Лепони. "Дача была огромная, - вспоминает В. Веригина, - с хорошо обставленными комнатами, немного мрачная из-за высоких деревьев парка. Комнаты актеров (почти все) находились на втором этаже, тут же жил Мейерхольд. Внизу помещалась семья Мейерхольда, а нижняя гостиная была отдана в распоряжение гостей. На большой террасе обедали, пили чай. Никто из актеров не получал жалованья, все пользовались полным пансионом, все были совершенно равны, начиная с Мейерхольда и кончая помощником режиссера.

Кушанья приготовлялись в большой кухне поварихой-финкой с реверансами. За столом прислуживал молодой слуга Василий. Он часто бывал шокирован нашей богемой и особенно изумлялся поведению Мгеброва, который был склонен к художественному беспорядку". Борис Алперс, в то время еще юноша, впоследствии известный советский театровед, так описывает "актерскую обитель": "Дача Лепони - огромное деревянное здание, похожее на корабль шекспировских времен, со множеством пристроек, галереек и крытых переходов..." "Дом Эшеров" - называл Мейерхольд эту дачу, с серьезным видом уверяя, что в ней водятся привидения". А. Блок, первый раз посетивший Териоки 3 июня, был приятно удивлен всей внешней обстановкой и внутренней атмосферой, царившей в труппе: "Сидели у них в даче, она большая и пахнет как старый помещичий дом, странно - столько разных людей живет вместе; все вместе ели, пили чай, ходили по их огромному парку".

Виллу Лепони должны помнить многие зеленогорцы старшего поколения - это бывший ресторан "Жемчужина" (он находился напротив нынешнего ресторана "Олень"). В 1918 году в вилле Лепони был устроен знаменитый Териокский морской курорт, в годы войны здание почти не пострадало, а в мирное время оно все-таки "умудрилось" сгореть.

Открытие сезона состоялось 9 июня. Из Петербурга специально приехало много публики. Перед началом спектакля Мейерхольд выступил с, речью, "в которой излагал принципы нового театра. Это не было связной речью... Речь Мейерхольда представляла собой как бы серию театральных афоризмов, облеченных в поэтическую форму... Он стоял на просцениуме перед публикой в темном костюме, с пальто, перекинутым через левую руку, и с мягкой шляпой в той же руке, как будто только что сошел со сходней корабля или с площадки вагона".

В первый вечер были показаны пантомима "Арлекин - ходатай свадеб" в постановке Мейерхольда и две интермедии Сервантеса (режиссер В. Соловьев). Спектакль произвел в общем благоприятное впечатление на публику. М. Бабенчиков в московской "Новой студии" писал: "Обстановка, упрощенная до крайности, пестрота костюмов, в которых преобладали коричнево-красноватый, желтые и зеленые тона, декорации, написанные Кульбиным - все это, согласно общему замыслу театра, должно было создавать подходящую оправу для наивного, яркого, несколько буффонадного характера итальянской комедии".

У Блока спектакль вызвал иные ощущения. В письме матери он писал: «Мне ничего не понравилось. О Любе судить мне невозможно, особенно по вчерашнему спектаклю, где, в сущности, никому и ни в чем нельзя было проявиться. Правда, прекрасную и пеструю шутку Сервантеса разыграли бойко, - и Люба играла, держалась на сцене свободно... Кроме того были две пантомимы, ...пантомима, по-моему, очень бессмысленная и необыкновенно банально придуманная и поставленная Мейерхольдом.

Спектаклю предшествовали две речи - Кульбина и Мейерхольда, очень запутанные и дилетантские (к счастью - короткие), содержания (насколько я сумел уловить) очень мне враждебного (о людях, как о куклах, об искусстве, как о "счастье"). Впечатление у меня было неприятное, и не хотелось идти на дачу пить чай».

Итак, сезон начался, впереди были другие постановки, но дальнейшие события развивались совершенно непредвиденным образом. В ночь с 14 на 15 июня произошло трагическое событие - утонул Николай Николаевич Сапунов.

Н. Сапунов с самого начала горячо поддержал начинание своих друзей и стал одним из самых активных организаторов териокского театра. Он вообще был человек увлекающийся. Его Друг Михаил Кузмин так характеризовал художника: "Он был вполне театральный человек, то есть тип настоящего художника, актера, скорее уличного или площадного, который, с детства, практически, овладев искусством, относится уже безразлично к тому, где его применять: в цирке, так в цирке, в церкви, так в церкви, на площади, в маленькой комнате, где угодно". С териокским театром Сапунов связывал большие надежды, и, наверное, можно сказать, что лето 1912 года могло бы стать для него переломным.

К этому времени Н. Сапунов был уже хорошо известен. Судьба явно была благосклонна к нему. В свои неполные 32 года Сапунов считался одним из наиболее выдающихся русских театральных художников, его декорации к различным постановкам всегда были событием в театральной жизни. Сапунова называли "вторым режиссером" спектаклей, так как его декорации не только органично вплетались в театральное действо, но и удачно дополняли режиссерскую идею. Так было, например, в нашумевшей постановке "Балаганчика" А. Блока Мейерхольдом в 1906 году. Другая совместная работа художника и режиссера, вызвавшая также большой резонанс в театральном Петербурге - пантомима "Шарф Коломбины", прошедшая на сцене Дома интермедий в 1910 году.

САПУНОВ принимал деятельное участие в этих заседаниях. Он настаивал на том, чтобы вся обширная программа маскарада "Веселая ночь на берегу Финского залива" была распределена между отдельными балаганами. Его занимала мысль, что в одном из балаганов должна быть показана публике "настоящая испанская драма" - "Сила любви и ненависти". Дело представлялось ему так. Зрители, желающие увидеть испанскую пьесу, входят в небольшое помещение. Когда утомленные долгим и тщетным ожиданием представления, они начинают выражать свое неудовольствие, занавес взвивается, и глазам зрителей открывается второй занавес. На нем нарисована дурацкая рожа с чрезмерно вытянутым носом, а под нею надпись: "Вы, требующие, исполнения испанской пьесы, не доросли еще до ее понимания. В награду за уплаченные в кассу балагана деньги, вы можете бесплатно увидеть свое собственное изображение". Было задумано много других розыгрышей, веселых представлений. Сапунов заразил своей идеей всю труппу, только Мейерхольд отнесся к ней довольно прохладно. А. Блок тоже не одобрял всей этой затеи. 14 июня, в день гибели Сапунова, Блок пишет жене в Териоки: «Меня ловит Кузмин, Сапунов и компания. Сейчас звонили по телефону к вам с какими-то дамами и пр. Я неопределенно отвечал, но не еду, несомненно; ...я боюсь этой компании и для вашего театра и для себя ...говорят по телефону, что записали меня в комиссию по устройству "Карнавала" у вас - на лодках, в парке и проч. Все это очень последовательно, состав вашей труппы таков, что интермедии и карнавалы в конце концов займут первое место, а остальное, если и останется, то затертое и загнанное».

Вечером 14 июня Сапунов вместе с друзьями - всего было шесть человек, среди них М. Кузмин, молодая актриса Белла Назарбек, в которую Сапунов был вклюблен - отправились на прогулку на лодке по заливу. Надо сказать, что Сапунов панически боялся воды. Ему гадалка предсказала, что погибнет он в воде, поэтому он не решался переправляться на лодке даже через Неву. За неделю до описываемого случая Сапунова тоже приглашали покататься на лодке, но он отказался. В тот раз лодка перевернулась, и чуть не утонул Мгебров. На этот раз сам художник пригласил своих друзей. Л. Д. Блок описывает то, что произошло в ночь с 14 на 15 июня: "Лодка опрокинулась в 3-х верстах от берега, Сапунов один не умел плавать; они все растерялись, цеплялись за лодку, так что она все время переворачивалась и топила их. На помощь подоспел матрос в лодке, но когда он подъехал и стал спасать четверых, Сапунова уже не было. Тело ищут все время, но еще не нашли. Кузмин в ужасном состоянии, у него болезнь сердца, и потрясение на него страшно подействовало. Кульбин ухаживает за ним и принцессой (Беллой Назарбек - К. В.), которая в отчаянии, - Сапунов все время держался за ее руку и успел ей сказать, что он не умеет плавать..." Тело Сапунова нашли только на одиннадцатый день на кронштадтском берегу, в Кронштадте он и был похоронен. 23 июня в Исаакиевском соборе была отслужена панихида. Смерть Сапунова была воспринята кок трагедия всей творческой интеллигенцией России, во всех крупных газетах и журналах страны появились некрологи, написанные известными деятелями русской культуры. Ф. Комиссаржевский, например, писал: "В лице Николая Николаевича ушел из жизни один из лучших современных декораторов, чудесный художник по колориту и прекрасный, честный человек с острым умом и мягким сердцем... Такие люди, как Николай Николаевич, в настоящей время редки, говорю это потому, что это правда, а правда лучший венок на могилу умершего". Тяжело переживал смерть художника А. Блок, с которым его долгое время связывали близкие отношения. М. Кузмин посвятил своему другу стихотворение:

Смерть Н. Сапунова, конечно, не могла не ппвпиять на работу Товарищества. Потрясенный Б. Пронин не смог больше оставаться в Теоиоках и оставил театр. Мейерхольд тоже "заметно помрачнел и не находил себе места". "После смерти Сапунова на нашу жизнь, - вспоминал А. Мгебров, - надвинулись сумерки. Но это не были сумерки бесплодного уныния". Жизнь продолжалась, и продолжалась работа театра.

Репертуар, с которым выступало Товарищество, был достаточно разнообразным, в нем нашли место и веселые комедии, и серьезные драматические пьесы, концертные номера, пантомимы, чисто экспериментальные постановки молодых режиссеров. Мейерхольдом и В. Соловьевым были поставлены пьесы Б. Шоу "Доходы миссис Уоррен" и "Ни за что бы вы этого не сказали" (о последней В. Веригина писала, что "это было необыкновенно талантливо режиссерски, смело и как-то отчаянно молодо"), интермедии Сервантеса, комедии Уайльда и др.

Интерес вызвал спектакль по пьесе испанского драматурга XVII века Кальдерона "Поклонение кресту". Именно после этого спектакля - он прошел 29 июня - у Александра Блока изменилось отношение ко всей работе териокского театра. Блока в спектакле поразило то, что "католический мистицизм" испанской пьесы в исполнении "модернистов" и "с декорациями более чем условными" был выражен так, "как едва ли выразили бы его обыкновенные актеры". "Поклонение кресту" Мейерхольд хотел поставить еще раз в необычных условиях - на природе. Для этого режиссер и актеры долго искали подходящее место - оно было найдено в имении писательницы М. В. Крестовской (она умерла в 1910 г.) "Мариоки" на Черной речке. Здесь был прекрасный фруктовый сад, от дачи вниз в сторону Финского залива спускалась большая лестница, которая должна была стать сценической площадкой. Спектакль, по замыслу, должен был идти ночью, "при свете горящих факелов, с огромной толпой всего окрестного населения". Но спектакль не состоялся, так как на его постановку просто не могли выкроить времени.

Главным спектаклем театра, наиболее интересным по замыслу и воплощению, настоящим шедевром Всеволода Мейерхольда стала постановка пьесы "Виновны - невиновны" известного шведского драматурга Августа Стринберга. Стринберг в начале века был одним из самых популярных в России писателей, период увлечения его творчеством прошли А. Блок и В. Мейерхольд. По инициативе Блока и Вл. Пяста в репертуар териокского театра была включена пьеса Стринберга. Стринберг умер в мае 1912 года, и спектакль было решено посвятить его памяти. О том, что в Териоках состоится стринберговский вечер, стало известно заранее в творческих кругах, на спектакль приехали зрители специально из Москвы. Спектакль действительно вызвал большой интерес, так как "Виновны - невиновны" была запрещенной в России пьесой и поставить ее вне Финляндии в то время было нельзя. На спектакль приехала дочь Стринберга с мужем из Швеции.

"Вокруг нашей работы над такой волнующей пьесой сплотились все, - вспоминал А. Мгебров, - одни непосредственным участием в ней, другие - осторожным и тихим к ней благоговением. К первым принадлежали: все участники этой работы, вместе с самим Мейерхольдом и художником Бонди; ко вторым - прелестная семья Алперс, Вл. Пяст, В. Н. Соловьев, Н. И. Кульбин и многие другие".

Спектакль поразил всех и режиссурой, и игрой актеров, и декорациями. Блок в дневнике записал: "Весь Стринберговский вечер произвел на меня такое цельное и сильное впечатление, что я мог бы написать о нем статью". Сразу после спектакля поэт сказал: "Тут Мейерхольд временами гениален". Дочь Стринберга была взволнована и переживала: "Неужели такая замечательная постановка не будет показана в Петербурге?"

Внимание многих привлекли декорации, сделанные Юрием Бонди. Позднее сам художник так писал о задачах своей работы над этим спектаклем: "". Сцена была обрамлена черной рамой - этим авторы спектакля хотели подчеркнуть траурный характер спектакля (одновременно эта черная рама напоминала и о недавней гибели Сапунова). В глубине сцены находились транспаранты, силуэтно изображавшие деревья в саду или зал ресторана. Человеческие фигуры тоже выглядели силуэтами на фоне транспарантов в черной раме. Современные театральные новшества уже давно никого не удивляют, но в то время такой подход к оформлению сцены был действительно новым.

Экспериментальный характер носили постановки фрагментов из "Антигоны" Софокла и "Финикиянок" Эврипида, где впервые был сделан опыт применения в драме принципов музыкального искусства - так называемое ритмическое чтение "иногда переходящее в чисто музыкальное, то есть включающее, кроме ритма еще и музыкальную интонацию". Теория музыкального чтения была разработана молодым композитором Михаилом Фабиановичем Гнесиным. Он по специальной методике занимался с актерами в Териоках и перед началом спектакля выступил с докладом о принципах музыкального чтения. Вообще, надо сказать, что перед началом каждого спектакля обычно кто-либо из участников Товарищества выступал с небольшой речью, как бы вводящей публику в курс дела: ведь неискушенный зритель не всегда мог без предварительного объяснения понять, в чем смысл тех или иных театральных приемов. Это был своеобразный ликбез, хотя, надо признать, что сами речи иногда были столь витиеваты и сложны, что еще больше иногда запутывали зрителя.

Несколько слов об актерах. Александр Блок считал, что наиболее интересной была игра трех актеров, а именно: Л. Д. Блок, Александра Мгеброва и Виктории Чекан. То, что его жена - актриса, Блоку часто было неприятно, и он не скрывал этого, но в Териоках его мнение об артистических способностях Любови Дмитриевны изменилось. Он отмечал в ней "задатки здоровой работы", хотя и признавал отдельные недостатки. На Мгеброва и Чекан он обратил внимание после "Поклонения кресту", где они исполняли главные роли. Александр Мгебров и Виктория Чекан сблизились друг с другом в Териоках, и позднее, в Петербурге, обвенчались.

Вся актерская семья жила дружно, атмосфера в труппе была непринужденная. Каждый день из Петербурга приезжали гости, которые обычно оставались на ночь. Всеволод Мейерхольд, окруженный молодежью, чувствовал себя тоже членом этой большой семьи. "Мейерхольд своим талантом покорил себе всю труппу", - писал Блок. В Териоках Мейерхольд познакомился со многими молодыми людьми, ставшими впоследствии его единомышленниками и помощниками. Известный филолог Сергей Бонди, брат Ю. Бонди, в то время еще совсем юноша, от общения с великим режиссером, по его словам, вынес очень многое; молодой Борис Алперс, семья которого жила в Териоках, именно после знакомства; Мейерхольдом, увлекся театром и стал потом крупнейшим театроведом. Большую школу, по своему признанию, прошел в Териоках М. Гнесин. Вся эта молодежь, собравшаяся вокруг режиссера летом 1912 года, составила костяк возникшей в 1913 году музыкальной студии импровизаций, вошедшей в историю русского театра под именем Студии на Бородинской.

Говоря о значении териокского театра, резонно привести слова из статьи Михаила Бабенчикова: "Не создав за недолгое свое существование каких-либо новых незыблемых основ для будущей сцены, молодой театр, удел которого был обрабатывать материал, там не менее многим помог дальнейшему развитию сценических форм. В неустанных исканиях, так отличавших его руководителей, в полной отрешенности от рутины старой сцены - залог несомненной жизнеспособности этого театра. Я глубоко верю, что пройдут года и мы снова увидим где-нибудь былую возрожденную красоту его постановок, вновь засиявшую на подмостках, и что театру Товарищества уже уготовано подобающее место в книге театральных деяний".

"Зеленогорский Вестник", №13(15)-14(16), апрель 1991

Последние комментарии: