История Интересности Фотогалереи Карты О Финляндии Ссылки Гостевая Форум translate to:

В. Соколов. Новосёлы Териок

- Часть 1
- Часть 2
- Часть 3
- Часть 4
- Часть 5

 

Часть 2

В нашей школе была преподаватель Мария Алексеевна Котова. Она жила в «учительском» доме, что находился на углу Красноармейской и Объездной улиц. У неё было слабенькое здоровье и мы частенько, когда она болела, помогали ей по хозяйству. Пилили и кололи дрова, ходили в магазин за продуктами. Вообщем, приобретали волонтёрские навыки. Вот так, вперемежку с учёбой, сбором макулатуры, металлолома и гуманитарными акциями, пролетели четыре года.

За это время в Зеленогорске были построены дома на проспекте Ленина, что находятся напротив кинотеатра «Победа». Их строили без всякой механизации. Все материалы: кирпичи, раствор и т. д. на этажи доставлялись носилками. Поэтому стройка была долгой и затратной. Местные мелкие застройщики за время этого строительства успевали разворовать половину материалов, благо они валялись на улице без всякой охраны и контроля. Что мне особенно запомнилось при строительстве этого объекта, так это разгрузка рабочими кирпича. Стою я семилетним шкетом и наблюдаю, как взрослые дядьки (строители коммунизма) выбрасывают кирпичи из кузова «полуторки». Те делают в воздухе замысловатую траекторию и грохаются на кучу своих предшественников, разбиваясь на мелкие кусочки. Тогда у меня впервые появилась мысль, что в Советском Союзе разгружают кирпичи только полные идиоты и кретины. Правда, с годами этот список расширялся. К этим «специалистам» добавлялись строители дорог, автомобилей, изготовители одежды, обуви и прочая, прочая.

Но тогда, в силу нашего возраста, у нас были свои проблемы. Мы, мальчишки, использовали эти стройки в качестве военных полигонов, где усовершенствовали свои боевые качества. Играли в «казаков разбойников». По окончании строительства эти здания были переданы под жильё. В эти дома попали изгои, которые приехали в Териоки после войны. Это были рабочие из бараков т. н. 75-й стройки. Жители домов развалюх, банек и даже хлевов. Вот им и посчастливилось быть первыми аристократами в Зеленогорске, которым не надо было таскать воду из колодцев или колонок. Топить дровами печки и самое главное ходить в тридцатиградусный мороз на улицу в туалет. Конечно среди горожан-старожилов были пересуды. Говорили, вот скобари приехали без году неделя, а уже получили такие хоромы. Конечно, это не оттого, что уж сильно завистливы были. Просто жизнь и так была трудной, а тут ещё бытовуха изматывала. Правда одно из помещений было отдано под почту, телеграф и междугороднюю связь. Построили несколько домов из кирпича, напротив здания ж.д. вокзала. В одном из них открыли промтоварный магазин, в подвале соседнего дома была организована торговля мясом и овощами. А чтобы это место было похоже на парк, как в Петродворце, построили фонтан.

Бандитский Зеленогорск

После смерти Сталина, по инициативе Лаврентия Павловича Берии, были выпущены из тюрем помимо репрессированных граждан, ещё и настоящие урки и бандиты. Они иногда делали налёты на склады, базы и т.д. Зеленогорск в этих событиях не был исключением. По ночам можно было слышать в разных концах города автоматные очереди. Это были облавы на урок.

На фоне этих мероприятий прошёл громкий процесс по «делу» Юрия Торбина. Выездное заседания городского суда было в недавно построенном Доме культуры. Этот был легендарный гангстер, возглавлявший устойчивую преступную группировку, в которую входили шесть крупных представителей преступного мира. Не в пример гангстерам банды Майкла Корлеоне, они были дерзки и хладнокровны. Ядром группировки был сам господин Тобин и мой сосед Валерий Богачёв, тот самый, что в седые времена терроризировал вашего слугу, отнимая у пекарни горячий батон.

Эта опасная банда с голодухи шарила по кладовкам и погребам, таская из них деликатесы в виде квашеной капусты, морковки, а иногда, когда везло, то и варенье. Так вот эти представители уголовного мира однажды покусились на государственную собственность. Как-то вечером они, сломав замок на дверях детского садика, что находился на Кузнечной улице, злостно похитили несколько бутылок простокваши. Это было как раз то самое помещение, в котором уже осуществлялась мною неудачная попытка ограбления. Помните? Большая тётка, очистки над ведром, мой прорыв. И обвинение меня в бандитизме. Мой пример не был им уроком. Они наверно думали, что они более фартовые кореша. Но, скорее всего, не догадывались, что этот адресок уже «палёный». И так, возвращаясь с похищенным, озверевшие бандиты совершили ещё один вооружённый налёт, они сбили замок с ларька и с "исключительным цинизмом" /цитата из приговора/ украли пять плиток шоколада.

Конечно, наши советские чекисты, вооруженные автоматами АК-47, быстро напали на их след. Розыскная собака по свежим следам привела оперативников на место их «малины», это был сеновал на конюшне, располагавшейся по современному адресу Речной переулок дом № 4. Вся группировка была в сборе и в окружении вещдоков, пустых бутылок и фольги от шоколада, юные урки спали в сене безмятежным сном. Опытные чекисты молниеносно разоружили банду и всех арестовали. Следствие велось около года. Под суд попал только главарь ОПГ. Им оказался единственный совершеннолетний фигурант Юрий Тобин. У остальных был возраст от семи до тринадцати лет, им в возбуждении уголовного дела было отказано. Они были поставлены на строгий учёт в «Детской комнате». Главарю опаснейшей банды, Юрию Тобину, наш самый гуманный суд в мире за три бутылки простокваши, пять плиток шоколада и за лидерство в банде отмерил двадцать лет тюрьмы. После суда вещественные доказательства, пустые бутылки были сданы в пункт приёма стеклотары, а шоколадная фольга с оружием (рогатки), были выброшены на помойку. Вот таким гуманным способом молодому поколению строителей коммунизма прививалась любовь к родине и бережно-трепетное отношение к социалистической собственности. Та часть молодой поросли Зеленогорска, которая не попала под тлетворное влияние товарища Тобина, продолжала посещать ясли, детсад и школу.

Политизированные кино- и телезрители

Нашим же любимым занятиям, в свободное от учёбы время, было ходить в кинотеатр «Победа», смотреть фильмы; «Звезда», «Подвиг разведчика», «Чапаев», «Волга-Волга». А так же, немые фильмы «Малыш» с участием Чарли Чаплина и «Процесс о трёх миллионах», где Тапиоку играл молодой Игорь Ильинский. Удивительное дело, смотря десятый раз «Чапаева» всегда у нас почему-то теплилась надежда, что наш Чапай должен доплыть до противоположного берега. А над беготнёй Чарли Чаплина не уставали смеятся даже в двадцать восьмой раз. Почему? Да, наверно, тогда с юморм дружили. Когда не было денег на билет в кино, мы норовили пробраться в какой-нибудь «Красный уголок» на телевизор, так как они тогда были только в госорганизациях. Телепрограмма была одна и она начиналась часов в семь вечера. Наша задача была такой. Пробраться в просмотровый зал заранее и зарезервировать стульчик. Если этого не удавалось сделать, то валяющимся на полу телезрителем было побыть не зазорно. Конечно «Красные уголки» на дороге не валялись и были не на каждом шагу.

Вот основные точки их дислокации. Это наш жакт [жилищно-арендное кооперативное товарищество, теперь это ЖЭК] (Станционный переулок), Ленкомната 47 отд. милиции, Цветочный-питомнический комбинат, телефонный узел. На телесеансы допускались лица, работавшие на этих предприятиях, их дети, бабушки, дедушки, а может даже и их кошки и мышки. Но только не такие пройдохи и проходимцы как я. Таких типов вычисляли и изгоняли в шею, не церемонясь. Чтобы прикинутся «своим» перед тамошним общественным активистом надо было попотеть. Приходилось в 47 отд. милиции становится сыном участкового Малышенко, который конфисковал мой арсенал и оборвал мне все уши. В цветочном комбинате примазывался к родне бригадира цветоводов Бариновой и т. д.

В нашем жакте иногда проводили лекции на международные темы. Вход был свободным. Обычно лекцию читал какой-нибудь лысый очкарик. Говорил он долго, заумно и нудно. Публика собиралась в зале, потому что тут было тепло, чисто и после лекции разрешалось всем остаться и посмотреть телевизор. Когда лектор заканчивал свою тягомотину и спрашивал: "Какие будут вопросы?", люди просыпались, смотрели на часы, и, если до начала телепрограммы было далеко, задавали вопросы. Обычно начинал какой-нибудь подвыпивший дядя. Он мог спросить, почему советское правительство тянет резину и не бросает атомную бомбу на американских поджигателей мира. Лектор на полном серьёзе говорил, что советское правительство состоит из одних ярых борцов за мир. А если американские империалисты всё-таки сунутся к нам, мы им так дадим, что мало не покажется. Потому, что у нас есть такое оружие, что им и не снилось. Конечно, чаще вопросы носили издевательский характер. Ну, например: когда будет снижение цен на водку, джем или конфеты «подушечка». Но лектор, делая вид, что он полный идиот и не понимает, почему его публика не отпускает, продолжал добросовестно выгораживать пищевую промышленность. Неустанно твердил о временных трудностях в народном хозяйстве. Слушающая его лекцию публика деликатно лыбилась и в знак согласия с оратором кивала головами. Бабушки, дедушки и пацанва своим видом старались показать, что до встречи с ним они были полными чурбанами и кретинами. А вот теперь они стали просвещёнными строителями светлого будущего. Через полчаса кто-то из зала вставал и от лица всех присутствующих благодарил лектора за проведённую титаническую работу по просвещению советских трудящихся. Очкарик улыбаясь, кланялся, сулил скоро вернуться и продолжить клеймить позором американских империалистов, немецких реваншистов, и японских милитаристов. Общественные активисты и партийцы это известие встречали жидкими аплодисментами и, провожая лектора до дверей, смотрели ему в глаза, желая определить, не шутит ли он по поводу нового визита.

А однажды, когда лектор оказался слишком шустрым и смылся пораньше, у нас оставалось время до начала телепрограммы. Бездельничая, мы обнаружили на столе для президиума подшивку журнала «Огонёк». Там в одном из номеров мы с ребятами увидели на обложке журнала снимок Лаврентия Павловича Берии. Его к этому времени уже разоблачили и как врага народа расстреляли. Наши юные, но уже политически зрелые умы, были глубоко возмущены тем, что этот мерзавец ещё красуется на обложке всеми уважаемого журнала. Да при том среди почётных членов ЦК партии. Нами было принято коллегиальное решение восстановить историческую справедливость. И стереть его харю с обложки журнала. Так как нас было несколько человек, то каждому было интересно потереть ему морду самолично. То ли не каждый участвовавший в экзекуции хорошо знал в лицо Берию, то ли кто-то имел злой умысел, но оказалось, что по запарке стёрли и морды его бывших соратников. Ворошилова, Булганина, Микояна и даже Хрущёва. Я, чтобы нас за политическую диверсию не рассовали по тюрьмам и колониям, принял решение спасти нашу группировку тем, что вырвал эту страницу из журнала. Я рассуждал так, пусть нас мордуют за порчу социалистического имущества, чем за организацию покушения на жизнь товарищей из ЦК КПСС. После этого мы все разбежались по домам, а лично я долго не ходил в жакт на телевизор. Вот к чему может привести злопыхательство и ненависть к врагам народа.

Гранит науки прочнее линии «Маннергейма»

В пятый класс мы пошли уже в новую 445 школу. Конечно, она, наверно, была самой красивой школой в Советском Союзе. Когда я сегодня показываю своим близким и друзьям фотографии этой школы, то многие говорят, что она скорее похожа на дворец бывшего императорского вельможи, чем прибежище школяров. Но это был наш храм, в котором нас должны были спасти от невежества и средневековаго мракобесия. Здесь в каждом классе валялись огромные гранитные валуны науки, которые мы должны были грызть своими молочными и кариозными зубами. Осталось в прошлом, когда в старой школе № 450 мы утром приходили в замороженный класс и сидели в пальто. Иногда, когда забывал на парте чернильницу, она за ночь замерзала и отогревать её приходилось на пузе. Нянечка долго растапливала печь. Дрова были сырыми, они не горели, а только шипели и дымили. Печка становилась чуть тёпленькой к концу четвёртого урока, когда мы уже уходили домой. Туалет был на улице. Можно сейчас себе представить, как первоклашка посещал это заведение при двадцатиградусном морозе. Стало забываться то, что на четверть выдавали по одной тетрадочки в клетку и одну в линейку, перья № 11 со звёздочкой часто ломались и тоже были дефицитом. А использование более прочного пера «уточка» каралось жирной красной двойкой. В качестве черновика использовали старые газеты. Простые чернила тоже были дефицитом, и их приходилось изготавливать из натёртого химического карандаша.

В новой школе эти проблемы уже были не актуальны. Классы были просторные, высокие потолки, паровое отопление, широкие коридоры. Большая раздевалка, огромный актовый зал. Отдельно стоял спортзал, где можно было носится как чертям угорелым. В пятом классе у нас была руководителем Нина Дмитриевна Кирсанова. Она вела предмет "история". Нина Дмитриевна так интересно рассказывала про Древний Рим, Помпеи, Карфаген, Египет, Месопотамию, что я сидел с открытым ртом и слушал, как заворожённый. Я мысленно улетал на две тысячи лет в прошлое и с большой неохотой возвращался оттуда обратно. Учебника по истории мне не надо было, я запоминал абсолютно всё, что говорила Нина Дмитриевна. Естественно, по истории у меня были только пятёрки. Эх! Если бы в школе учили бы только историю, я бы стал великим человеком. Хочу похвастаться - у меня были огромные успехи ещё по трём предметам. Это уроки труда. Занятия по труду проходили в здании, располагавшегося на углу Приморского шоссе и Кооперативной улицы. В этом здании после войны находилась молочная кухня для грудничков, где им готовили кефирчик и творожок. А потом передали это строение 445 школе под мастерские. Там мы строгали брусочки для табуреток и затачивали тяпки. Я, конечно, преследуя корыстные цели, строгал колобашки и железяки с большим старанием. Мой труд был замечен и мою работу всегда показывали классу и говорили, вот как надо качественно делать предметы первой необходимости. От такого поощрения меня распирало так, как будто меня наградили Золотой звездой героя Соцтруда. Второй предмет, где я тоже обнаруживал успехи, это физкультура. Будучи закалённым в «боях» на Териокских руинах, я прыгал через «козла» как кузнечик. И ещё был один предмет, где мне не ставили тройки. Это было пение. На этих уроках я старался затмить великого Карузо. Теперь-то я понимаю, что мне ставили эти оценки не за успехи а за активность. Когда уйду в мир иной, я там обязательно разыщу Николая Ивановича, учителя пения, и попрошу у него прощения за то, что он слушал мои рулады и не убил меня на месте.

Но на моё несчастье в министерстве просвещения сидели ужасно дремучие невежды, которые утверждали, что каждый советский гражданин должен знать наизусть таблицу Менделеева, досконально знать алгебру, геометрию, химию, черчение т.д. и т. п. И ко всему пущему надо было выучить английский язык. Вот последнее выглядело как прямое издевательство над здравомыслием. Зачем надо было глумиться над миллионами советских детишек, чтобы потом, когда они вырастут, не выпускать их за границу, где бы они могли хоть раз в жизни применить свои знания. Или наши власти готовились к войне с англоязычными странами и готовили свой народ для оккупации последних? Прежде чем натравливать на школьников учителей, чтобы те терзали последних самым изуверским способом, надо было их спросить. "Петенька, а кем ты хочешь стать, когда вырастишь?" Если он ответит: "конюхом или кролиководом", тогда надо ему было сказать: "иди ты Петенька в кружок юннатов и чисти там кроличьи клетки от какашек." - "А ты Рома, кем хочешь стать?" - "Да, я хочу, Елена Ивановна поскорее вырасти и послать вас всех ко всем чертям. И свалить отсюда, ну хотя бы в Израиль или Канаду." Вот его-то надо было и оставить в классе, это было бы разумно и благородно. Он бы Вас, живя на чужбине, страдая от отсутствия в меню ресторанов селёдки и мучаясь ностальгией, всю бы жизнь с благодарностью вспоминал школу. А будущих кролиководов, слесарей и директоров крупных заводов с председателями исполкомов учить вместо английского языка вальсу или степу. По крайней мере, на концертах художественной самодеятельности они могли бы сорвать заслуженные аплодисменты. Ибо танцующий степ конюх выглядел бы более гармонично, чем он же, читающий сонеты Шекспира в оригинале.

В своё время, я думал, что моя смерть находится на уроке математики во втором классе. Ан, нет. Она оказалась на уроке английского языка, у Елены Ивановны Левичевой. Это ей доверили учить нас английскому языку. Сейчас мне кажется, что её на эту должность поставил сам вождь всех народов И. В. Сталин. Больно уж она была серьёзным человеком. Всё начиналось как бы не трагично. Сначала мы зубрили алфавит. Она, конечно, требовала его выучить так, что бы буквы от зубов отскакивали. Но ввиду того, что отскакивали они не у всех, то моя невежественность не выглядела вопиющей. Какое-то время я пытался не выпадать из общей массы и потихоньку телепался на троечки, иногда получал четвёрочки. Вдруг у Елены Ивановны что-то в голове щёлкнуло, и она, как, сорвавшись с цепи, ехидно кося на меня глаза, написала на доске рапорт дежурного по классу на английском языке. Сказав, перепишите, завтра буду спрашивать.Сначала я подумал, что она несвежими пирожками из школьного буфета объелась и у неё осложнение на голову дало. Но задание получено и деватся мне некуда. Придя домой, я добросовестно пытался что-то выучить, но получалась какая-то абракадабра. И что Вы думаете? На следующий день она с улыбочкой первым вызывает меня. Говорит: "Ну, рассказывай Соколов." Я стал что-то мямлить. Она: "Я так понимаю, что ты не учил?" Я, как все осуждённые по статье № 58 (прим: \террор\на десять лет без права на переписку), в последнем слове вину не признавал. Говорил, не виноват, я учил. Тогда она сказала: "Ставлю тебе двойку и завтра опять спрошу." Придя домой, я осатанело набросился на этот проклятый рапорт. Учил до посинения. Утром она опять спрашивает. "Ну, расскажи нам, голубчик, рапорт по-английски." Я начал говорить и где-то запнулся, она тут же: "Ага, опять не выучил", и обращаясь к классу говорит, вот посмотрите на этого разгильдяя, он даже не может выучить такого пустяка, как рапорт и опять пару вкатила. Тут я посмотрел ей внимательно в глаза и у меня мелькнула мысль. Вот интересно, я делаю лучшие тяпки и табуретки в Союзе, через «козла» прыгаю как олимпиец, пою лучше Карузо и помню, когда было восстание Спартака. А тут я оказался разгильдяем. А ведь она специально придумала эту хохму с рапортом, чтобы выставить меня перед классом в качестве дурака круглой формы и чтобы одноклассники утром со мной здоровались и говорили: «Здравствуй, здравствуй придурок ты наш стоеросовый». Я, конечно, понимал, что должна быть субординация, но как советский пионер, воспитанный на примере Зои Космодемьянской, я сказал себе, что подчинятся её диктату не буду. Пусть меня хоть режут на мелкие кусочки, но ей не покорюсь. Я долго думал, как выйти из этого положения. То, что моя репутация полиглота была подмочена, это было ясно даже пожилому ёжику. А как подсушить её, я способа не знал. Тогда я принял решение.

Если Вы, уважаемая Елена Ивановна, хотите иметь в моём лице персону, которую можно кусать, клевать и подвергать разнузданной критики, то я Вам подыграю. И я на уроках английского языка замолчал. Что только она не делала, и двойки ставила, и мать в школу вызывала, к директору на ковёр таскала. Грозила даже разбирательством на педсовете и исключением из школы. Но немоту мою так и не задушила.

В Доме пионеров был такой порядок. Перед занятием в кружке требовалось показать дневник и если там сидит пара, то из кружка гнали в шею. За английские двойки меня выгнали из авиамодельного кружка, так же попёрли из кружка юннатов, которые были в Доме пионеров. Однажды, я даже попытался запеть и протиснулся в хор к добрейшему человеку Алексееву Николаю Ивановичу. Рассчитывая на то, что если я не буду претендовать на роль солиста, то могу затеряться в большом хоровом коллективе, и меня двоечная тема перестанет гнобить. Но всё же какие-то доброжелатели доложили Николаю Ивановичу, что у меня проблемы с английским языком. И меня, как опозорившего высокое звание советского хориста, культурно выставили за дверь.

Это было похоже на то, как в фильме рыжий гаишник боролся против разгильдяя-Никиты Михалкова. Конечно, в приоре было понятно, что голы забивались только в мои ворота. Но мне отступать было некуда и я отстаивал свою честь, как мог. Наверно, Елена Ивановна уже пожалела, что связалась со таким придурком. Убедившись в том, что из меня, как и из нашего будущего писателя Льва Зайцева, Диккенса не получится, она решила плюнуть на меня с высокой колокольни. К обоюдному удовольствию она перестала меня спрашивать на уроках и автоматически в четвертях ставила трояки.

Славина персональная кукуруза - домашнее задание на лето по ботанике. 1957 г.

По остальным предметам у меня очень больших проблем не было. Хотя я часто задавался вопросом, а понадобится мне когда ни будь в жизни алгебра или таблица Мендилеева. Одно только изобретение им водки уже его прославило в России на века. И дальнейшее вколачивание в наши шишковатые головы знаменитой таблицы уже было не обязательным. А может я не видел в повседневной жизни востребованность тех школьных знаний, которыми нас пичкают, и поэтому не проявлял интереса к точным наукам. Может преподаватели не сумели правильно заинтересовать предметом. Я понимаю, что не прав. Но мне действительно ничего в жизни не пригодилось из точных наук. Помню, как вела уроки ботаники Раиса Андреевна Волкова. Она, как и я, тоже жила на Комсомольской улице. Раиса Андреевна всегда была мягкой улыбчивой женщиной и очень уважительно относилась к ученикам. Она часто проводила уроки в цветочно-питомническом комбинате. Где было страшно интересно.Она водила нас по оранжереям и увлечённо расказывала про цветы. Я не помню, чтобы она вкатила кому-нибудь пару. У неё была манера спрашивать только добровольцев. А тем, кто сидел тихонько и помалкивал, прячась за спины однокашников, она давала время выучить материал и опрашивала по мере их подготовки.

По русскому языку и литературе был Михайлов Василий Игнатьевич. Он был спокойным и уравновешенным человеком. Носил двубортный костюм с широкими брюками. Василий Игнатьевич никогда не повышал голос. На его уроках то же было интересно. Очки у него были на кончике носа и, прохаживаясь между парт, он читал какие-нибудь отрывки из Пушкина и Лермонтова.

Так прошли мои пятый и шестой классы. Так как я был тогда любознательным малым, в каникулы самостоятельно посетил многие Ленинградские музеи. Это были Эрмитаж, Артиллерийский, Военно-морской, Зоологический, Русский, Ж.д. транспорта, Арктики и Антарктики и даже Санитарии и гигиены. Тем самым я пытался не отставать в развитии от своих ровесников. Но Елена Ивановна в конце шестого класса пригрозила, что больше она мне тройки по английскому языку ставить не будет. И, если я в корне не поменяюсь, меня упекут в колонию или в школу для полных придурков. После этих слов мне стало понятно, что в седьмом классе Елена Ивановна готовит для меня очередной сюрприз, который будет покруче, чем пресловутый рапорт. Я подумал, что она заставит меня, выучить назубок «Дон Жуана» Джорджа Гордона Байрона в оригинале, а на прицепчик все 154 сонета Вильяма Шекспира. Конечно, колония и школа для придурков не числились в моих планах на будущее. Объективно оценив все за и против, я сделал вывод, что реабилитироваться перед Еленой Ивановной у меня никогда не получиться. Значит, в школе должны остаться я или она. Ждать, когда Левичева напьётся портвейном-777 и, катаясь на коньках, сломав себе ноги, станет инвалидом, было глупо. Во-первых, она была непьющей дамой, во-вторых, отродясь не каталась на коньках. Поэтому я принял решение повторить детсадовский трюк. На этот раз вместо сандаликов я взял портфельчик и покинул стены самой роскошной школы в СССР. Для меня это стало как освобождение Спартака, только от рабства английского языка, а заодно и прощание с детством. Остались в прошлом мои одноклассники. Это Дубровский, Баранов, Юрий Карпов, Юрий Хлопин, Николай Никифоров, Игорь Мазуркевич. Володя Маслеников, Витя Мосягин, Лена Жилинская, Ольга Оленина, Нина Подгайская. Люба Лёзина, Зина Смирнова, Надя Станкевич, Козлова, Шаляпина, Минаева, Кукаркина, Валя Коновалова, Татьяна Калинина, Галя Ландграф, Володя Заригин, Володя Цветков. Рома Перельман, Женя Окс, Юрий Поликарпов, Ира Крылова, Саша Махонин, Юрий Стародубов (где вы мои однокашники?)

Остался в прошлом и Дом пионеров, которого в дальнейшем постигла трагическая судьба. Вот эта история.

В начале двадцатого столетия господин Нечаев на улице Виертотие /пр. Ленина/ построил себе дачу и назвал её ласково Вилла "Мумсик". В этот период местные католики жили очень трудно. Часовня, которая распологалась на участке дачи Пташитских, была малюсенькая и не вмещала всех желающих. Поэтому местные прихожане ходили по Териокам, как не прикаенные. Не могли по-человечески провести крестины, венчание и отпевание. Об их трудностях узнал Папа римский Пий ХI и обещал помочь. В 1924 году Папа римский обратился к господину Нечаеву с просьбой продать свою дачу "Мумсик" Териокскому приходу по сходной цене. Нечаев стал упираться и говорить что он сирота и у него некудышнее здоровье и ему негде будет устраивать оргии и вертепы. Конечно, Папа его стыдил, грозил небесными карами, анафемой и даже пытался поплакать ему в жилетку. В конце-концов Нечаев сдался. В виду того, что он не был католиком, то он такую цену загнул, что Папа чуть в обморок не упал. Но делать было нечего, он же обещал помочь горожанам. Поэтому Папа, роняя скупые мужские слёзы, всё же деньги отдал. И, наверно, ещё долго себя попрекал за легкомысленные обещания. Конечно же, он не знал украинской пословицы "не говори гоп пока не перепрыгнешь", а евреи в таком случае добавляют, когда перепрыгнешь, посмотри куда попал, а русские - есть ли с кем тут выпить. Итак, с 1924 года по 1939 год католики города ходили по Виертотие только с улыбкой. Они были счастливы, что Вилла "Мумсик" стала носить новое имя "Католическая церковь Святого Сердца" в Териоках.

После неудачной попытки Советского Союза освободить весь финский народ от гнёта родной буржуазии местные католики дружно удрали подальше от освободителей на север Финляндии. Поскольку Советская власть не признавала других святых кроме Сталина, Ворошилова, Молотова Кагановича и дальше по списку, то бывшая Вилла "Мумсик" осталась без попечения. После войны, в 1945 году, это здание отдали нам, детишкам. Там были кружки в полном ассортименте. В конце шестидесятых годов кому-то в руководящих кругах показалось, что использовать это здание по старому назначению нерентабельно. И передали его какой-то подозрительной организации. На вывеске этой «конторы» была нарисована машинка «Форд» выпуска 1905 года. И надпись «Профилакторий». Местные интеллектуалы, которые знали всё о всех, поговаривали, что обкомовские хлыщи по ночам приезжали туда с активистками-комсомолками. И ставили с ними своим жёнам рога, которые были выше куполов церкви иконы Казанской Божией Матери в Зеленогорске. Все эти тихие шалости продолжались до одной вечеринки, которая состоялась глубокой осенью в начале семидесятых годов. Согласно отчёта местного брандмейстера, причиной пожара, унёсшего в небытие нашу бывшую виллу "Мумсик", Церковь Святого Сердца и Дома пионеров явилось неосторожное обращение с огнём. Вот так не потушенный пьяным коммунякой хабарик лишил нас такой замечательной достопримечательности. Единственной пользой от этого пожара был осиротевший кокс, в количестве нескольких машин валявшийся недалеко от сгоревшей кочегарки. Жители Зеленогорска, поднаторевшие на мелких кражах, этот кокс растащили мгновенно. Я тоже, как когда-то морально пострадавший от этого дома, счёл себя обязанным упереть две тачки топлива, что я и сделал. Но всё это будет очень и очень не скоро. Ну, а пока...

Расставшись с детством, я решил перейти учится в ШРМ /школа рабочей молодёжи/. Она находилась на Театральной улице. Сейчас она стоит полуразрушенная и наполовину сгоревшая. Решить-то я решил, а паспорта-то у меня не было, а без него на работу не брали. Но выручила наша соседка и подруга матери, Анна Доронченко, которая работала на почте. Она договорилась с начальником почты Шиловым и меня в обход закона взяли почтальоном на одну доставку.

Рынок на пр. Ленина, фото 1950-х годов.

Чтобы облегчить свой труд почтальона, я решил купить велосипед. Деньги заработал, собирая грибы. Благо станция Яппиля и 83 км по Приморскому шоссе были моими плантациями, а грибов там было, хоть самосвалами вози. Две большущие корзины грибов (белых), я притаскивал на рынок часам к трём и отдавал их Васе Тюшеву, который их реализовал с прибылью в тысячу процентов. Всё равно я ему был очень за это благодарен. Мало того, что я купил велосипед, так благодаря его спекулянтским способностям я стал обладателям часов «Слава». Я их купил не из тщеславных соображений. А просто они очень были похожи на изделие из чистого золота и вид у них был очень солидным. Это меня и подкупило. Кстати, фотография рынка пятидесятых годов сделана в тот самый период. Там напротив машины «Победа» стоит трёхколёсная мотоколяска, а в ней сидит мой сосед инвалид Иван Деминок. Он в тот период был достаточно известной личностью в городе. Своё увечие он получил, когда служил в авиации. В 1948 году, будучи в составе экипажа тяжёлого бомбардировщика, попадает в авиакатастрофу. При посадке самолёт разбивается, но он остаётся в живых. Последствие - перелом позвоночника и паралич ног. За время пребывания его в госпитале произошла привычка к наркотикам. Зеленогорские врачи стонали от его выкрутасов, Он всё время просил у них дозы. В свои авантюры он втягивал и нас с Юркой Поликарповым. Иван вырезал из резинового каблука медицинскую печать и шлёпал её на самопальный рецепт. После этого он просил нас сбегать в аптеку за лекарством. Мы как настоящие тимуровцы отзывались на просьбу. В аптеке нас хватали за шкирку и выкидывали на улицу, грозя на следующий раз сдать в милицию. А женщина с сумкой на фотографии, это его жена Зина. Лицом к коляске стоит, кажется, Юра Поликарпов. По силуэту больно похож на него.

В связи со своим служебным положением почтальона я узнал многих жителей Зеленогорска. К 1960 году я благополучно закончил седьмой класс. В этом году у моей матери случился инфаркт и ей дали инвалидность с нерабочей группой. Пенсия была такая, что на неё можно было купить только хороший кусок хозяйственного мыла, три метра прочной бельевой верёвки и удавится к чёртовой бабушки. Поэтому другого выхода, как идти учится в ТУ, у меня не было. Там выдавали форму и кормили два раза в день. В этом заведении я получил закалку на всю жизнь. Первое, это то, что я не помер с голоду. Второе, получив форму, я не сверкал голым задом, гуляя по проспекту Ленина. И третье, меня приучили к казённой пище. Это щи с квашеной капустой, котлеты, в которых было девяносто пять процентов хлебушка и картофельное пюре, разбавленное исключительно экологически чистой водой. Но самое главное, это была легендарная подлива. Она сполна выполнила свою историческую миссию. Она помогала советским трудящимся сожрать любую столовскую дрянь, не ободрав язык и горло. Главное было протолкнуть пищу в живот, ну а там уж, как Бог распорядится. Я думаю, советская власть должна быть благодарна этой подливе. Если бы не она, то строительство комунизма прекратилось бы на лет тридцать раньше. Так, что я был готов потребить любую пищу. Армейскую, санаторную, больничную, столовскую. Короче говоря, какую родина скажет, ту и буду есть с большим аппетитом и энтузиазмом. И буду делать это с улыбкой назло американским империалистам и их прихлебателям во всём мире.

Выход в «свет».

Слава Соколов и Ира Соловьева. 1962 г., обоим по 17 лет

Так как мне уже шёл шестнадцатый год, я по всем законам природы должен был выходить в «свет». Местом, где я должен был «блистать», выбрал танцплощадку дома отдыха «Чародейка». В один из вечеров я там увидел очень красивую девушку. Её глаза и изумительные улыбка ударили по моему сознанию, как Тунгусский метеорит. Сейчас я уже не помню, как осмелился к ней подойти, но знакомство состоялось. Звали её Ира и она оказалась дочерью Арсения Яковлевича Соловьёва. Он был культработником в доме отдыха «Чародейка», это говорило о том, что в её жилах текла не красная, плебейская кровь, как у меня, а голубая, как у патрициев. Жила она в Ленинграде, а к отцу приезжала по выходным дням. Её отец имел служебную комнату в жилом корпусе в верхней части д.о. «Чародейка». Это была бывшая двухэтажная "дача Александрова". На первом этаже этого дома в комнате площадью 10 кв.м. находилась сестра-хозяйка д.о. На втором этаже, в аналогичном помещении обитал Арсений Яковлевич, отец Иры. Остальные комнаты корпуса принадлежали отдыхающим. Рядом стояли два домика. В первом жила бухгалтер д.о, Татьяна. Во втором - врач Тихонова с сыновьями Геннадием и Олегом. Ближе к Александровской улице находился одноэтажный домик, в нём был клуб. Там часто устраивались танцевальные вечера, на которых весело танцевали супермодный танец «летка-енка». Иногда приезд Иры совпадал с концертом, который давал её отец. Он был очень талантливым человеком и его выступления всегда проходили с большим успехом. Репертуар этих концертов мы с Ирой уже знали наизусть, но всё равно было очень интересно.

Мы с ней были ровесниками и, чтобы сократить разницу в умственном развитии, по крайней мере, мне тогда так казалось, я набросился на библиотеку. Но там меня почему-то всегда спрашивали: "А ты читал книги «Витя Малеев в школе и дома» или «Васёк Трубачёв и его товарищи»?" Я говорил, что ясельная литература меня уже не интересует. И настойчиво просил почитать «Пармскую обитель», «Время жить и время умирать»» или «Солдата Швейка». Со временем я так пристрастился к чтению книг, что стал книгоголиком. Я уже не мог уснуть без книги. Что бы не сойти с ума в транспорте, всегда таскал с собой журналы, газеты или маленькие книжонки, которые помещались в кармане. Из-за этой «пагубной» привычки у меня в голове накапливалось разного информационного мусора огромное количество. Это была галиматья из передовиц газет «Правда», «Известия». Сведения о борьбе кубинского и конголезского народов за освобождения от колониального ига. И всякая другая всячина. Конечно, при встречах с Ирой я старался произвести неизгладимое впечатление на даму своей информированностью.

Однажды в феврале 1961 года, сидя в беседке, которая была рядом с "дачей Александрова", мы видели редкое явление природы в наших широтах, это было настоящее северное сияние. Но все эти яркие впечатления омрачала одна проблема. Это, как сейчас говорят, мой прикид. Вместо пальто у меня было мамашина железнодорожная шинель, выданная ей в 1955 году министерством железнодорожного транспорта СССР. Она была длиннее моего роста на два размера. Но, я решил из этого полуфабриката сделать приличную вещь. Укоротил её до необходимой мне длины. Поменял пуговицы с молоточками на пуговицы с якорями. Тем самым намекая на то, что владелец этой шинели настоящий морской волк, только выглядящий моложаво.

Конечно, я понимал, что этот наряд не делает меня привлекательным в глазах девушки и чем скорее я его поменяю, тем будет лучше. Начал я с того, что взял халтуру на дровяном складе. Там была работа такая - разгрузить вагон с дровами. За разгрузку пульмана /вагона 60 тонн/ оплата 30 рублей за штуку. Затем пилка метрового бревна на «швырок», т. е. на три части. Бригадиром у нас был Коля, по кличке «Швырок». Только там на складе я понял, почему у нас в 450 школе был такой холод. Оказывается, этот Коля был проходимцем и жуликом. Он при распилке брёвен заставлял раскладывать дрова по сортам. Официально стоимость дров была одинаковая: 2 рубля 70 копеек за кубометр. Но у него были свои тарифы. Сырая осина 2 рубля 70 копеек. Сосна, ель по 3 рубля, а берёза по 3 рубля 50 копеек. Организациям, которым по 3.50 купить дрова было невозможно, приходилось довольствоваться гнилой осиной. Поэтому истопникам в школах, детских садиках, домах отдыха и т. д. оставалось только смотреть, как сырые дрова шипят, дымят, но не горят и проклинать нашего «Швырка» Для понимания цен, можно привести пример, сливочный стаканчик мороженого стоил тогда десять копеек. Отработал я с этим проходимцем около месяца. В начале июля мне повезло, я по блату устроился грузчиком на продуктовую базу в Комарово. Пристроил меня на этот высокий пост сосед Демьян Иванович Каперсак, он был главбухом на этой базе. Работа для подростка была очень тяжёлая. Приходилось грузить стокилограммовые бочки, мешки с рисом в девяносто кг. Машины с картошкой шли одна за одной. В общем, работы было выше крыши. Помимо работы были, конечно, и маленькие развлечения.

Вот одно из них. Однажды, приходит к нам Яша, он был водителем директора соседнего с нами магазина, и просит у нашего кладовщика Васи в долг машину картошки. Сказав, что завтра будет ревизия, а у них в магазине по картошке недостача. Как ревизия пройдёт, он картошку сразу вернёт. Ну, наш Вася, блюдя корпоративную солидарность, говорит мне и моему напарнику Володе Шаболовскому: "Ребята, набросайте коллеге машину картошки." Через пол-часа загружённый автомобиль покатил к Яшкиному магазину. Проходит день, проходит два, неделя проходит, а Яшка ни гу-гу. Вася посылает меня к Якову, узнать, когда он вернёт картошку. Я прихожу в магазин и задаю вопрос: "Когда, дядя Яша, ждать картошку?" Он, сверкнув золотым зубом, сразу ошарашил меня коротким ответом: "Какую картошку? Ни какой картошки, не видел, и знать ничего о ней не знаю. А кладовщика, которого ты называешь Васькой, я хотел видеть в гробу. Так что греби сынок отсюда, и не мешай коммерческому процессу. И передай своему Васе, что он босяк и лопух." Удивившись такой наглости, я погрёб обратно, докладывать Васе, что он босяк, лопух и где его хотел видеть Яша. Вася, услышав пожелания Якова, усмехнувшись, сказал. Ну, держись Яков Абрамович. Василь идёт на склад гастрономии, берёт у кладовщицы Тамары ящик забродивших дрожжей. И даёт нам задание пробраться на дачу Яшки и незаметно бросить дрожжи в туалет. Так как мы ребята были исполнительные, всё выполнили с идеальной точностью. На следующий день содержимое туалета забродило и попёрло наружу. Вонь была на всё Комарово. Яшкиным соседом был Василий Павлович Соловьёв-Седой. Так тот позвонил в СЭС. Приехали оттуда инспектора оштрафовали Абрамовича и заставили срочно ликвидировать вонизм. Яшка вычистил туалет, но на века остался в глазах Комаровской творческой богемы гов….ком. Конечно, месть была ужасной, но месть есть месть, иной она быть и не может.

За два месяца работы, я заработал кучу денег. На них я купил костюм, пальто, ботинки, рубашку с галстуком и даже немецкую шляпу. К первому сентября, я больше был похож на английского денди, чем на советского пэтэушника. Я рассчитывал, что приедет с каникул Ира и, увидев меня во всём блеске, скажет: "Я твоя." Но, к моему глубокому сожалению, этого не произошло. Она перестала приезжать в Зеленогорск. Спросить у отца Иры причину этого я не мог, очень стеснялся и боялся, что ответом может стать "а у Иры уже другой мальчик." Но я продолжал приходить в «Чародейку» и ждать свою Иру. Моя мама, наблюдая за мной и видя, как я страдаю, говорила, что это какое-то недоразумение, и вы когда-нибудь всё равно встретитесь и будете вместе. Но Ира больше не приезжала.

Строим коммунизм

В 1962 году я с отличием и с повышенным разрядом окончил училище, получив специальность «шлифовщик универсал по металлу». В этом была большая заслуга нашего мастера группы шлифовщиков, Георгия Николаевича Худякова. Он, не имея специального педагогического образования, научил нас довольно сложному ремеслу шлифовщика по металлу. Это был честный и порядочный человек, несмотря на дружбу в детстве с сомнительными личностями. Он дружил с детьми рабочего Сестрорецкого оружейного завода Емельянова. Это был тот тип, который укрывал в Разливе В.И. Ленина в 1917 году. Я и сегодня вспоминаю Георгия Николаевича с большим уважением. Вообще мне с детства везло на хороших людей, их было на много больше, чем плохих.

После окончания ТУ № 2, я перешёл работать на завод им. Воскова в цех № 6. Там делали на экспорт развертки, свёрла, зенкера, фрезы с твёрдым сплавом. Сначала нас, выпускников, поставили на «убитые» станки. Это было трофейное оборудование, вывезенное из Германии после войны, а изготовлены эти станки были в начале девятисотых годов. Это были «хартексы», «лёвели» и прочий хлам. Так что на этих станках ничего путёвого сделать было невозможно. Естественно заработки были низкие. На эти деньги можно было прокормить воробьёв одна штука, кошек одна шутка, тараканов больших пять, маленьких десять.

Естественно меня такое положение вещей не устраивало. Однажды, я увидел во дворе цеха огромный ящик. Я поинтересовался, что это за тара. Начальник нашего цеха сказал, что это современнейший шлифовальный станок-полуавтомат. А поставить его в цех нет возможности, потому что он не влезает в двери. Как Вы помните, я человек инициативный. Начальника цеха я решил перехитрить и поймать его на слове. Я у него спросил, а если, я придумаю, как его затащить в цех, мне дадут работать на этом станке? Начальник дал слово коммуниста, что станок будет только мой. Я предложил затащить станок через окно. Так и сделали. Я целый месяц занимался наладкой и обкаткой станка. Довёл его до наилучшей формы, мне стали давать работу очень ответственною, с допуском в несколько микрон. Но, как мы знаем, жизнь-то, в основном, состоит из полос. Дают мне как-то шлифануть зенкера. Я взялся за работу и добросовестно, без трепотни, перекуров и пустой болтанки по цеху, за смену сделал целый ящик. А в нём оказалось деталей на две дневные нормы. Детали мои проверили, они оказались высокого качества. Естественно на следующее утро расценки на них срезали ровно в два раза. Подходят ко мне ветераны труда, даже старые большевики, и говорят: "Ты что, парень, от природы дурилом дремучий или тебя в детстве роняли вниз головой на пол чугунный? Ты что, дубина, натворил, угробил такую халтурную работу? Вот коль ты такой шустрый ,теперь ты будешь до конца дней своих, персонально корячится, и делать зенкера для всего нашего огромного и могучего Советского Союза. А так же для стран СЭВ и друзей из Африки, Азии, и Латинской Америки". Вот тогда я серьёзно подумал, что за благие дела передовики производства могут и морду набить. Впоследствии мне мой промах простили и относились ко мне с уважением. А однажды ветераны даже встали за меня горой. Случилось следующее.

В последний день перед Новым 1963 годом мне поручили шлифовать шейки борштанг. Это штанга, на которой находится несколько фрез разного диаметра. Деталь очень дорогая, стоимость одной штуки две тысячи рублей. От выполнения этого заказа зависело выполнения годового плана цеха. Мастер даёт мне чертёж, в чертеже допуск три микрона. Температура в цехе плюс 13 градусов. Я сделал одну штуку. Отнёс в ОТК, её проверили, сказали отлично, следующую сделал и эта на отлично, и так все двадцать штанг. В помещении ОТК стояли печки, в которых разогревали солидол для консервации деталей перед упаковкой. Ночью мои борштанги упаковать не успели. Утром пришла новая смена и перед упаковкой измерили штанги снова. Все были в шоке. Они были в завышенном размере. Все как одна ровно на пять микрон. Это обозначало, что они все забракованы. Такой поднялся вой. Сумма ущерба государству сорок тысяч рублей. Срыв годового плана, прощай прогрессивка коллектива целого цеха. Мастер сказал, что теперь родное правительство будет строго следить за моим здоровьем, что бы я не помер, не рассчитавшись с ним. Я, конечно, сразу прикинул, сколько лет оно будет мучиться, оберегая меня от травм, кори и чесотки. Оказалось ровно тридцать три года три месяца и три дня. Но мои страхи были напрасны. Когда пришли ветераны, и узнали что, случилось, они сказали, не бойся парень, мы тебя в обиду не дадим. В этом виноват мастер. Он должен был дать поправки на разницу температуры в помещениях. В цехе температура плюс 13, а в ОТК 30 градусов. Детали нагрелись, металл расширился, вот тебе и завышенный размер. Рядом со мной работал на станке герой Советского Союза. Во время войны он служил лётчиком на Севере. Был сбит и получил увечья, были сильно повреждены пальцы рук. Так он этими руками смешно показывал, как будет начальству бошки крутить. Когда руководство сообразило, что моей вины здесь нет, передо мной извинились, а мастеру по шапке надавали.

Мастер оказался мужчина с «душком». Он вытворял фокусы с нарядами. Вот положит в ящик с деталями наряд, где написано твоя фамилия, сколько в партии деталей, сколько она стоит. Ты делаешь работу, потом сдаёшь её в ОТК, там её проверяют и принимают, отрывают от наряда корешок и кладут в твою ячейку. В конце месяца ты можешь посчитать свой заработок. Наш мастер изобрёл метод, как можно по-лёгкому заработать. Он заготавливал два одинаковых наряда, только в одном стояла Ваша фамилия, а в другом его дружка Козявкина. Когда ты отвёз детали в ОТК, он там незаметно меняет наряды. И за эту работу получает денежку господин Козявкин. Барыш делят пополам. Вот такая была арифметика, во времена развитого социализма. Я один раз его вычислил с этим фокусом и предупредил, ещё раз поймаю, засуну в унитаз вниз головой. А в остальном, всё было прекрасно. Станок был отличный, мне доверяли ответственную работу. Зарплата была приличная, и я чувствовал себя прекрасно.

Прошёл год, мне предоставили очередной отпуск. Перед уходом в отпуск, я попросил начальника цеха, что бы за мой станок никого не пускали. Он заверил, что всё будет «хоккей». Но, когда я вернулся из отпуска и включил станок, то мне стало ясно, что моя карьера шлифовщика-универсала закончилась окончательно и бесповоротно. Дело в том, что какой-то урод, работая на станке, врезался шлифовальной бабкой в станину и порвал шлифовальный круг диаметром тысяча двести миллиметров на скорости полторы тысячи оборотов в минуту. Естественно шпиндель пошёл люфтить на подшипниках, короче говоря, на этом станке оставалось только колуны затачивать. И получилось так, что мой станок превратился из самых лучших в самый худший. На фоне этих событий у меня стали появляться мысли, что это за карусель такая, то государство норовит сделать из меня идиота и срезает расценки, то сверхумный мастер лазает по карманам. А теперь и станок угробили. Не так давно Никита Сергеевич Хрущёв заявил, что нынешнее поколение советских людей к 1980 году будет жить при коммунизме, это меня сильно насторожило. Я понимал так, что при коммунизме всё будет бесплатно. И зная себя очень хорошо, я не мог дать никому гарантии, что я не буду все таскать к себе домой в неограниченных количествах. Естественно наше общество этого не потерпит и постараются побыстрее от меня избавиться. Правда, как оно будет это делать, я не понимал, но подозревал, что будет делать, как обычно, быстро и жёстко. Конечно, если бы я знал английский язык, оно бы могло меня выслать в изгнание, к чертям собачим хотя бы в Америку, Англию или на худой конец Канаду. Но я языка не знал и выход у них был один. Повесить меня грешного на корявой карельской берёзе. Поэтому, я сказал себе, хоть я и комсомолец, но приближать свой конец собственными руками я не буду.

Пошёл в отдел кадров и подал заявление об увольнении. Там мне сказали, что я должен отработать ещё один год после училища. Тут оказалось, что я не зря книжки читал. Я им наплёл таких сказок про нелегальную и тайную связь с серьезными госорганами, что ахнешь. И что мне срочно по оперативным обстоятельствам надо покинуть город. И что если мне будут строить козни с увольнением, то дети виновников останутся сиротами. Начальник отдела кадров, перепугавшись за свою жизнь, и за жизнь своих детей сразу дала «бегунок». Через пару часов я выходил за ворота легендарного завода им. Воскова с записью об увольнении в трудовой книжке и печатью в паспорте. Вот так я резко оказался безработным. Надо полагать, что все же у меня актёрские данные были, коль я так быстро заморочил голову начальнику отдела кадров. Конечно, готовой сказки для матери у меня не было, а той, которую скушала кадровичка, для мамы не подходила. Она у меня была женщина умная. Поэтому существовала большая проблема, как ей доложить об этом «подвиге».

Комсомолец предал идеалы коммунизма

Возвращаясь с работы, я вышел из автобуса и, проходя мимо овощного магазина, что стоит и по сегодняшний день на углу Комсомольской улицы и пр. Ленина, услышал страшный мат. Какой-то грузчик во дворе магазина жаловался сам себе, что он работает один. Машин много, а у него горб не стальной. И в гробу он видал такую работу. Я тут же сообразил, что надо зайти и прощупать ситуацию. Захожу к директору. Им был Павел Сафронович Бурдин. Спрашиваю, что и как. Через пятнадцать минут я уже при высокой должности. Сегодня она звучит так - младший менеджер по перемещению грузов в пределах торговой точки. А тогда работяга грузчик, плоское таскай, круглое катай. Эта работа была мне знакома по карьере в Комарово в прошлом году. Придя домой, матери не похвастался, что я теперь большой начальник над ящиками, бочками и мешками. На следующее утро я сделал вид, что поехал в Сестрорецк на завод, а сам потопал в лавочку, качать мышцы, перетаскивая с места на место продукты питания.

Так прошло две недели. По-прежнему скрываю, что я работаю с совбарыгами. Как-то утром замдиректора Николай Семёнович Зальц, обладатель роскошной с проседью шевелюры и обаятельной улыбкой, украшенной золотым зубом, говорит мне: "Слава, прекращай уродовать свою фигуру и начинай подниматься по служебной лестнице. Бери десять ящиков винограда и дуй торговать на лотке у рынка." Я молниеносно пошёл в отказ. Сказав, что дома не знают, что Соколов В.М. перестал строить коммунизм и связался с худой компанией, которую в народе обзывают торговой сетью. На что он ответил: "Это, Слава, ерунда. Дома можешь сказать, что завод им. Воскова взял шефство над нашим торгом и для улучшения работы магазинов командирует туда своих передовиков-комсомольцев." Как говорится, человеческой глупости нет придела. Так и тут, мне показалось эта небылица убедительной и я через полчаса уже стоял за весами в белоснежной куртке. Мне было страшно неудобно, что я перехватил эстафету Васи Тюшева. Я боялся, что меня увидят соседи и заложат маме, а она от этой новости через десять секунд сделает меня круглым сиротой. По началу процесс торговли был очень медленным, я подолгу подгонял вес, чтобы было всё грамм в грамм. Но вскоре покупателям это надоело и они стали стаскивать пакеты с весов с недовесом в пять десять, а то и в пятнадцать грамм. В этом случае процесс пошёл значительно быстрее, но меня всё равно это коробило. Я подозревал, что покупатели будут думать, что я специально затягиваю время, чтобы их обвесить. Поэтому, я стал двигаться быстрее. Через пару часов я виноград продал и пошёл отчитываться за товар. Согласно накладной с меня причиталось сто двадцать рублей шестьдесят копеек, а в кассе оказалось сто тридцать рублей десять копеек. Это было почти на десять рублей больше, чем должно быть. Десять рублей - это мой заработок на заводе за два дня. Стал думать, откуда излишки, «подаренные» покупателями граммы? Столько набежать не может, значит, произошла какая-то ошибка. Я честно отдал все деньги Николаю Семёновичу и тонко намекнул, на то, что он хоть и старый торговый бобёр, а сегодня вот маху дал. На что Николая Семёнович рассмеявшись «раскололся» и признался, что он просто хотел проверить меня на честность и занизил вес в накладной.

Потом он прочёл мне лекцию, в которой говорил, что самые честные люди работают не на заводах, фабриках и институтах, а в торговле. Потому что она под особым контролем государства. Работяга украл на работе гаечный ключ стоимостью в два рубля, его на товарищеском суде пожурят и отпустят с миром. А если продавец на десять копеек обвесит, то, скорее всего, он поедет в Архангельскую губернию лес валить. Ты хочешь спросить почему? А потому сынок, что КПСС не может организовать жизнь в стране так, что бы и зарплата была приличная, и дефицитов не было. Поэтому власть должна найти виновников этих недугов. За голод во время революции и гражданской войны винили саботажников и спекулянтов хлебом. Потом винили кулаков мироедов. Потом в военное время Гитлера, затем империалистов и реваншистов. Теперь же найден новый враг, это торгаши. Вообще на Руси торговые люди были всегда под подозрением и сегодняшняя власть это умело использует. Человек, стоящий за прилавком в течение двенадцати часов и обслуживающий в день до нескольких сотен человек, тратит калорий примерно столько же, сколько сталевар. Это есть факт медицинский. Но зарплата у продавца в пять раз меньше, чем у металлурга. Это сделано специально, чтобы человек самостоятельно искал способы восстановления справедливости. А способ один. Это обсчитать или обвесить покупателя. Вот тут-то он и попался, дурачок. Когда его в этом уличают, он становится тем самым гадом, из-за которого все беды в стране. Математика у ОБХСС очень простая. Чтобы продавец не корчил из себя агнца, ему в вину вменяется обсчёт покупателя на пять копеек. Потом эти пять копеек умножают на количество покупок за сегодня. Далее, эту сумму умножают на количество смен в этом году, а затем полученную сумму умножают на общий стаж. Обычно цифры получаются астрономические. У продавца возникает двойственное чувство. Первое: это то, что он богаче купца Елисеева в десять тысяч раз и второе: где эти деньги? Поэтому государство всегда имеет резерв трудовых ресурсов. Продавца могут наказать по-разному. Дать выговор, понизить в должности /перевезти в грузчики/, оштрафовать, отдать под суд, где он может получить срок без лишения свободы, но с выплатой четверти от его «астрономического» оклада в пользу родной державы. Или организовать ему бесплатный проезд до сибирской лесосеки, где он будет так же бесплатно крепить могущество Советского Союза, валя лес. Вот так, подводя итоги лекции, Николай Семёнович сказал, если ты Слава останешься честным человеком и не поддашься соблазнам, то ты можешь отработать в торговле много лет и не иметь неприятностей. А на кусок хлеба с маслом у тебя всегда останется.

Читая мне эту лекцию, Николай Семёнович Зальц не знал, что я и не собираюсь работать в торговле, чтобы огребать на свою голову неприятности. Я думал, что годик отработаю как-нибудь. А там моё родное правительство вспомнит, что где-то на Комсомольской улице в доме № 20 города Зеленогорска живёт Соколов Вячеслав Михайлович, которого срочно надо подстричь наголо, переодеть в военную форму и поселить жить в казарму годика на три. Зная занудный характер нашего военкома, я понимал, что бегать от повесток из военкомата до 27 лет у меня не хватит терпения. Поэтому я решил сразу сдаться и не мучить министерство обороны и себя родного. А пока этот годок надо прожить. Николай Семёнович, не зная о моих вероломных планах покинуть ряды торговых работников, мечтает послать меня на курсы продавцов. Конечно, кумушки соседки видевшие меня на рынке бойко торгующим виноградом, заложили маме меня со всеми потрохами. На удивление она этот факт приняла спокойно, только сказала, что бы я не опозорил её имя. Что бы люди не говорили, вон идёт мать Славки - жулика из овощного магазина.

Курсы продавцов, 1963 г. Слава на заднем плане у доски. В центре сидит математик-"феномен".

Через месяц я уже сидел на курсах учебного центра на улице Чехова, дом 6. Чем мне запомнилось это заведение, помимо изучаемых дисциплин? Был у нас преподаватель по торговому вычислению дяденька внешне очень похожий на Чингисхана, так он вытворял такое, что я по сей день вздрагиваю, когда вспоминаю его. В те времена калькуляторов не было, и все вычисления производились на деревянных счётах. Он давал задания, придумать самим пятизначное число и умножить его на другое пятизначное. Мы по полчаса стучали костяшками вычисляя результат. Ему же на проверку его требовалось ровно полторы секунды. Лично я, глядя на него, думал - лучше бы он в цирке работал с такими способностями, чем мучится с нами, тёмными балбесами. Но его способности не оставили меня равнодушным и я стал тренироваться считать в уме. Три месяца тренировок дали свои результаты. Я умножал в уме трёхзначные числа, на двухзначные без особых затруднений. Через положенный срок, окончив курсы, был поставлен на должность продавца мясных товаров в нашем магазине. Работа шла спокойно. График был, неделя рабочая по 13 часов в смену и неделя выходная.

Борьба против алкоголизации

Напарником по отделу у меня был Михайлов Миша. Мужик лет пятидесяти, вобщем неплохой, но после обеда принимал стакан огненной воды и становился безразличным к своим служебным обязанностям, а попросту заваливался в подсобке спать и просыпался за 15 минут до окончания смены. Жаловаться на это я не мог, во-первых, я молодой специалист, а во-вторых, закладывать коллегу было неприлично. Поэтому от покупателей «отбивался» за двоих. Сейчас я понимаю, почему меня так усердно продвигал по служебной лестнице Николай Семёнович Зальц. Ему нужен был в мясном отделе трезвый работник. Мой коллега Миша жил в Ленинграде и каждый день после работы, уезжая домой, тащил меня в ресторан при вокзале. Там заказывал нам по солянке, бифштексу и 200 граммов водочки. Соляночку я лопал с бифштексиком, а от водочки отказывался категорически. Сначала он нахально наезжал, но, видя моё стойкое сопротивление, сдавался и говорил: "Молодец, Славка, что не пьёшь эту гадость." Сменщиками у нас были два татарина, это Юрка Бякишев и Сашка Тенешев. Юрке было лет тридцать, а Сашке лет пятьдесят. В их смене были такие же проблемы что и у нас. Там был выпивохой совершенно милейший человек Саша Тенешев. Он, когда выпьет, становится таким добрым, что Юрка от его доброты готов был на стенки кидаться. Сашка, когда ему говорил покупатель: "Ой, а косточку снимите с весов, она мне не нужна", не мог этому противиться. В течение рабочей недели этих косточек накапливалось достаточное количество. В конце смены Юрка на «шабашку» нагружал Шурика костями и отправлял коллегу домой. Так что Сашкина родня за его карьеру продавца нагрызлась костей как надо.

Когда мой напарник Миша пошёл в отпуск, мне дали в напарники Сашку. Так как Юрка был постарше меня, он мог Сашку как-то сдерживать от стаканного перебора. А у меня не было такой возможности. Поэтому Шурик уже к 10 часам утра наедался "окаянной" до упора и ложился отдыхать. Мне приходилось разрываться на два фронта. И рубить мясо, и продавать его. Конечно, такой режим работы был очень утомительным. Как изменить ситуацию к лучшему, я не знал. Но, однажды, я всё-таки изловчился и пошутил над ним. Наш Шурик лёг спать на стеллаж в помещении разрубочной и так получилось, что он забыл застегнуть ширинку. На его несчастье мне на глаза попался кусок вымени с неубранным молочным соском. Я аккуратненько пристроил его к ширинке коллеги. Выглядело это очень эротично. Случайно проходившая мимо продавщица с рыбного отдела, увидев такой непорядок у Шурика, позвала подружек. Те стали будить Сашу. Тот, проснувшись и увидев, что у него такой конфуз, решил срочно свою доблесть запрятать. Взявшись за сосок, он увидел, что его интимный предмет отделился от тела. Тут у нашего Шурика спросонья и бодуна покатились слёзы. Девушки по началу тоже перепугались. Думали, что это я со злости искалечил Шурика. Но потом, когда поняли, что к чему, под всеобщий хохот стали уговаривать его успокоится и бросить пить. Как ни странно, но это подействовало на Сашку и он стал кирять значительно меньше. Вот если бы медики взяли этот вариант на вооружение может, и пьяниц было бы меньше.

Не смотря на то, что сама работа была тяжёлая, сложность ещё была в том, что все меня знают и просят по-свойски продать мясо без костей. А как это сделать, не обижая своих «блатных», это было большой проблемой. Приходилось изощряться в дипломатии. Или придут в канун праздников и начинают просить рульки или голяшки на студень. А их всего на день получается 8-10 штук. Просят же 100-120 человек. Вот и крутись, как хочешь. Кока просит, приходится отказывать. Соседям, которые подкармливали тебя в детстве, им то же. Однокашникам, учителям, подругам матери, всем отказать. В такое время чувствуешь себя большим мерзавцем. Хотя вины моей тут не было.

Сударыня с открытой пастью

А однажды был такой трагикомичный случай. Дело было летом. В конце рабочего дня врывается в магазин какая-то разъяренная тётка и с порога начинает орать. Что вчера я ей продал пять тухлых котлет. На шум стал собираться народ. Я действительно накануне торговал «Домашними» котлетами ценой по пять копеек за штуку, но они были абсолютно свежими. Видно эта тётка сутки продержала в жару эти котлеты вне холодильника, вот они и протухли. А после этого к вечеру стала их жарить. Вот и получился такой результат. Тётка слушать не хотела, она визжала, как зарезанная, что будет писать самому первому секретарю ЦК КПСС Никите Сергеевичу Хрущёву. Я стоял обалдевший и одуревший от бабьего ора. Мне в голову не приходило никаких идей, чтобы закрыть пасть этой сударыне.

Но появился наш мудрый Николай Семёнович. Он представился, кто он и что он. Баба стала орать, что она будет хлопотать у Политбюро, чтобы и его посадили вместе со мной. На что он спросил, простите, а за что? Она сказала - за тухлые котлеты. За какие котлеты? А вот за эти. Николай Семёнович понюхал их и говорит, что вы мадам, это совершенно свежие и прекрасные котлеты, сам бы ел, да деньги очень надо. Она ему, вот и жрите сами. Н.С. Зальц на глазах у публики с большим аппетитом и смакуя, слопал все пять совсем не свежих котлет. Публика, оценив по достоинству концерт, дружно искупала в овациях нашего Зальца. Тётка стояла и крестилась. Николай Семёнович, сорвав заслуженные аплодисменты, сказал кассиру вернуть тётке 25 копеек. Она сказала, что ей денег не надо, ибо смерть Николая Семёновича возместит ей моральный ущерб. На этом инцидент был закончен. Н.С. ушёл в кабинет, тётка без оглядки удрала из магазина. Моя репутация была спасена. На мой вопрос: "Как Вы себя чувствуете, Николай Семёнович?", тот ответил: "Да брось ты, Слава, я во время блокады и не таким харчем питался. У меня желудок свинец переваривает. А на будущее, если что-нибудь принесут такое ты не стесняйся, зови. Помогу." И, правда, на следующий день на работу он пришёл красивым и здоровым. Вот так мы и трудились на благо нашей отчизны. Чтобы наша родина догнала и обогнала Америку по производству молока и мяса. Хотя с того времени его становилось всё меньше и меньше.

Танцы с дружинниками, бодибилдинг

Конечно, были не только трудовые будни, но и выходные деньки. Обычно в субботу и в воскресенье в танцевальном павильоне устраивались вечера танцев. Играл эстрадный оркестр под управлением Акимова. Оркестр был первоклассным. Особенно хороши были мелодии «Караван» Дюка Эллингтона, музыка из фильма «Серенада Солнечной долины» или «Маленький цветок». Так как это было при советской власти, то молодёжь была под зорким оком дружинников.

Дружины чаще всего состояли из комсомольцев, которые были большими любителями кому-нибудь съездить по зубам. Дело обстояло так. Пришёл, например, на танцы молодой человек в брюках «дудочки» или «коком» на голове. Его, как нарушителя советской этики и морали, затаскивали для беседы в пикет. Пикет находился в помещении рядом с залом. Там ему объясняли, что напялив на задницу такие брюки, он наносит непоправимый вред нашему обществу и государству в целом. На что стиляга начинает брыкаться и, гнусавя, говорить, что задница, его личная собственность, и он имеет право закрывать её чем угодно, кроме эмалированного таза и банного веника. Тогда руководство пикета, не найдя солидных аргументов своей правоты, переходила к следующей фазе убеждения. Комсомольцы-добровольцы с повязкой дружинника на рукаве начинали дружно колотить визави кулаками, в то место на голове, где у обычного человека находится лицо. А что бы он не строчил куда-нибудь кляузы за мордобой, стряпали на него бумагу, в которой говорилось, что он гидра империализма и пора ему подобрать на товарищеском суде уголовную статью. Эту бумагу посылали на работу для разбора «полётов». Тамошние активисты-общественники, толкаясь у трибуны, торопились поскорее заклеймить коллегу позором сравнимым только с Нюрнбергским процессом, в котором фашистских бонз повесили. На этом суде ораторы на полном серьёзе утверждали, что сегодня он носит «кок» и брюки «дудочки», а завтра продаст родину и что его надо за это тоже повесить. Потом слово брал какой-нибудь либерал и говорил о смягчающих обстоятельствах по «делу». Выяснялось, что обвиняемый имел пролетарские корни. Родился в семье потомственного голодранца и гопника. Папа у него был горький пьяница-борматушник, а мама морфинистка. Так что он был своим по всем статьям. В связи с этими обстоятельствами принималось решение вытащить оступившегося в выгребную яму коллегу и взять его на поруки. Частенько за свой свободолюбивый характер попадал в пикет Никитин Артур. Глядя на дружинников, он ни как не мог спрятать свою издевательскую улыбку. За что с завидной постоянностью его грабастали в пикет. Его песочили на работе и даже в местной прессе «Ленинградская здравница». Девушек в короткой юбке и в брюках в зал не допускали. У них также могли быть проблемы и с ярким макияжем или с причёской «Бабетта». Их могли признать не прошедшими фейсконтроль, и отправить домой помыться. Так что думать о том, что мы были беспризорниками нельзя.

Часто вечера танцев проводил Дубровский Николай Павлович. Он был всегда галантным и безупречно одетым. Рубашка ослепительно белая, стрелки на брюках безукоризненные, ботинки сверкали, как лакированные. Причёска выглядела, как будто он только что вернулся с конкурса парикмахеров. Кстати, я его недавно видел и, что было поразительным, через пятьдесят с лишним лет, он остался верен себе. Он выглядит так же подтянутым аккуратистом. Это современной молодёжи хороший пример для подражания.

В начале шестидесятых годов в Зеленогорске появилась мода на «качков». Тон задавал Боря Стародубов. Он жил на Красноармейской улице. Я с его братом Юрой учился в одном классе. Правда, Юрка по стопам брата не пошёл. Многие Зеленогорские парни старались накачать мышцы, как у Стародубова. Но, к сожалению, ни у кого этого не получилось. Очень старался в этом преуспеть Валера Наумов, мой сосед. Он был сыном того самого Георгия Павловича, который называл меня цыганской отродией. Валера «таскал» штангу круглый год. Летом ставил помост на улице и на радость зевакам мучил свою плоть до изнеможения. Зимой это проделывал в доме и, лязгая блинами, проламывал все полы в квартире. В этой компании был Роберт Гордин. Этот парень не был фанатом только «железа». Он играл в футбол, занимался немного штангой, и другими видами спорта. Выглядел Роберт очень достойно, и девушки на него поглядывали не меньше, чем на Борю. Стародубов же подарил свою накаченную грудь моей однокласснице Ире Крыловой. Она была высокая, стройная и симпатичная. Я думаю, что немало парней в Зеленогорске симпатизировали ей. Но она вышла замуж за Борю. Говорят, они вместе по сей день. Чему я очень рад.

Служу Советскому Союзу

Прошёл год. Как говорится, вода камень точит, а военком зуб на призывника. 5 сентября я получил повестку, в которой было сказано, что мне надо явиться в военкомат 10 сентября 1964 года. С кружкой, ложкой и с харчем на три дня. На работе я показал эту повестку Николаю Семёновичу, тот с пониманием дела увольняет меня с должности, с формулировкой "уволен в связи с уходом в ряды Советской Армии." В положенное время являюсь в военкомат, а там мне даёт пинок под зад. Говоря, гуляйте молодой человек до особого распоряжения. Делать было нечего, вернулся домой с кружкой, ложкой и харчем на три дня.

Моё рабочее место было уже занято и меня определили временно потрудиться в маленький магазинчик на Приморском шоссе у гостиницы «Ривьера». Там у нас был истопником отставной военный по имени Гриша. На работу он приходил в галифе, гимнастёрке и кедах. Был идеально побрит, с безукоризненным пробором на голове, и надушен дорогим одеколоном. Но к вечеру, от Гришиного шика нечего не оставалось. Он напивался так, что самые профессиональные сапожники по части пьянки были его бледной тенью. На мой вопрос: "Дядя Гриша, что же Вы, сударь, так беспощадно «горькую» кушаете?", Григорий отвечал: "С горя, дорогуша, с горя. Вот как выкинут дурака Никитку с должности, так стану первым воинствующим трезвенником в СССР." Наступило 14 октября 1964 года. Нашего коммунистического прорицателя Никиту Хрущёва гонят в шею со всех постов. И делают нашего «кукурузника» простым пенсионером. А что Григорий? Он опять пьян. Спрашиваю его: "Ну, а сейчас-то, Гриша, почему земной шар у тебя под ногами качается." - "С радости, дорогуша, с радости."

Слава Соколов (слева) во время службы в Советской Армии. 1966 г.

Когда полоса его радости закончилась, я не знаю. Через пару дней пришла новая повестка и мою судьбу уже окончательно решили. Приехав в Сестрорецкий военкомат, нас, несколько призывников, погрузили на автобус и привезли в Ленинград. Там перед отправкой на вокзал, в каком-то клубе прочитали лекцию. На ней пузатенький майор сильно распинался и говорил, что служба в нашей армии это не только почётная обязанность, но и в свободное от службы время приятное времяпровождение. Прыщавый шутник из зала спросил: "Товарищ начальник, а эта приятность сильно похожа на оргазм?" Видно майор не знал такого замысловатого термина, и вопрос, зависнув в воздухе, остался без ответа. Потом нас огромной компанией, привезли на вокзал и, посадив в поезд, который не был обременён излишним комфортом, поволокли к чёрту на кулички. Эти кулички оказались на территории теперь соседней с нами державы. Привезли нас в расположение воинской части глубокой ночью. В помещении столовой прочитали лекцию о том, что если у кого-нибудь появиться желание досрочно удрать домой к бабушке на пироги, то его ждёт суровая кара советских законов и всеобщее презрение трудящихся. После этого нашу тёплую компанию пригласили в баню, где должны были нас подстричь, помыть, и, выдав форму, сделать нас одинаковыми, как кур с птицефабрики. Из столовой мы шли демократично, просто оравой. Вдруг из темноты выскакивает какой-то сержант и, увидев меня в «роскошном» макинтоше и шляпе спрашивает: "Буду ли я отправлять эти шмотки домой?" Я честно признался, что я не настолько беден, что бы заниматься такими унизительными вещами. Сержант быстро стаскивает с меня макинтош, шляпу и растворяется в темноте. Через минут двадцать, он врывается в баню, где мы уже подстриженные и намыленные нежимся под душем. Говорит старшине, который курировал наше перерождение из гражданской мрази в военную личность: "Слушай, мне надо найти поганца, который мне всучил абсолютно драный внутри макинтош и такую же драную шляпу и набить ему морду." Старшина говорит: "Ищи сам." Сержант прошёлся несколько раз по кабинам, взглянул даже пару раз на меня, и, не узнав своего обидчика, сокрушался. Вот гады, теперь они все на одно лицо, одинаковые, как китайцы. Я, конечно, понимал разочарование этого «деда». Он наверно хотел приехать в Ростов-на-Дону не в дембельском наряде, это зауженные галифе и гнутая бляха, а выглядеть как английский лорд. Он рассчитывал, что Ленинград, это культурная столица СССР и гопников там не может быть в приоре. Конечно, если бы он не торопился и не так жаждал наживы, я бы успел ему рассказать. Что макинтошу в этот четверг в 3 часа 15 минут исполняется ровно сто лет, и что он мне достался в наследство от дачника, который в нём ходил за грибами. Я, как практичный человек, решил продлить ему жизнь на срок, пока я еду до места дислокации, теперь уже родной для меня части. По поводу драной шляпы? Эта была та шляпа, которую я купил летом 1962 года. Как показало время, она после дождя потеряла свою форму, и я стал её использовать в гарнитуре с макинтошем. Во время карантина этот сержант был у нас замкомвзвода. Конечно, я мудро помалкивал о содеянном преступлении, чтобы не хватать лишних нарядов. Когда у него был «дембель», я признался во всём. И мы от души посмеялись.

После карантина нас на плацу построил комбат и спросил: "Кто не хочет учиться в сержантской школе? Выйти из строя." Я всегда думал, что шутники обитают только на эстраде, а в армии им места нет. Здесь публика должна быть серьёзной, но я ошибался. Мои рассуждения были такими. Зачем мне эта сержантская школа, если я через три года сделаю нашему комбату ручкой и скажу "Чао бамбино!" Поэтому изъявил желание не получать сержантского образования и вышел из строя. Наш комбат приказал всех вышедших супчиков зачислить курсантами в полковую школу. Вот так из-за своей глупости и непонимания солдатского юмора, я загремел на полгода в маленький ад. Наша школа была организована по вкусу комбата. Дело в том, что он нам рассказал, как во время войны семнадцатилетним солдатиком зайцем бегал по Сальским степям от немцев. Теперь комбат посулил, что он всё сделает для того, чтобы десять вражеский бугаёв бегали от одного из нас в два раза быстрее того зайца. У него была привычка встречать нашу роту с полевых занятий. Если он видел, что наши гимнастёрки не мокрые от пота, то нам надо дополнительно устроить марш-бросок этак километров на пять-десять. Что он частенько и делал. Конечно, комбат своё обещание выполнил. После выпуска из этой школы я уже ничего не боялся в этой жизни. Абсолютно ничего. Не буду описывать подробности своей службы, дабы не выдать какой-нибудь военной тайны. Какой? Я и сам не знаю, какой. Так, на всякий случай, помолчу. Скажу только, что остаток срока службы протопал на офицерской должности. Был командиром взвода.

В 1967 году советское правительство решило лишить меня всех армейских удовольствий. Перестало финансировать мой прокорм в размере 48 копеек в сутки. (Это стоимость пяти стаканчиков молочного мороженого). А что бы я с голодухи не стал жрать армейские сапоги или ремни, как Зиганшин или Поплавский, издали приказ о моей демобилизации. Рассчитывая на моё место доставить очередного новобранца. И промыть ему мозги, как всем солдатам со времён Александра Македонского. Отдав свой долг, в котором нуждалась моя родина, я вернулся домой живым, здоровым и даже невредимым. Первые впечатления от «гражданки» были такими. При встрече со знакомыми народ меня спрашивал: "Ты что в отпуск уезжал, тебя что-то было не видно?" Ни черта себе не видно. Человека три года не было в городе, а им что в отпуск съездил. Тут я понял, что теория относительности Эйнштейна, это не бред собачий, а настоящий научный факт. Всё выглядело, так как будто мои земляки в космос слетали и вернулись обратно. После армейской гимнастёрки белая рубашка ощущалась, как тончайшее дамское бельё. Одев полуботинки вместо сапог-кирзачей, получил походку, похожую на шаг греческих солдат почётного караула.

Третий лишний

Окрепнув духом в рядах Советской армии, я осмелел и решил всё же узнать, куда запряталась моя Ира. Набравшись наглости, я узнал номер её телефона и позвонил. Получив приглашение зайти в гости, припёрся на проспект Майорова, дом 55 собственной персоной. Там меня ждал сюрприз. Оказалось, что её визиты в Зеленогорск прекратились потому, что мама родила братика и ей пришлось нянчиться с ним. И время на личную жизнь не оставалось. Окончив школу, она поступила в техникум. Там познакомилась с молодым человеком с громкой фамилией Лазо. Да, он был родственником именно того Лазо, которого японцы сожгли в топке паровоза во время Гражданской войны. И за то время пока я украшал военный билет благодарностями от командования, мою Иру окольцевали и увезли в солнечный город Кишинёв. А сейчас она приехала к маме на побывку. Все эти новости были для меня, как удар шпалой по башке. Но делать было нечего, надо было, с этим смирится. Правда, её мама этот брак не очень приветствовала по причине не богатырского здоровья супруга Иры. Но меня это мало утешало. Погостив минут пятнадцать, я раскланялся и, не желая быть третьим лишним, посмотрев последний раз на Ирину улыбку, ретировался. Уходя от неё, мне всё равно не верилось, что мы расстаёмся навсегда. По-прежнему оставалось, ощущение, что это недоразумение, и, как говорила мама, оно должно когда-то кончиться. Через несколько дней, Ира уехала в Кишинёв.

Недипломированный начальник

Ввиду того, что государство ко мне потеряло всякий интерес и перестало кормить меня пшённой кашей, встал вопрос, что делать дальше. Конечно, если бы было среднее образование, поступил бы в вуз на режиссёрский факультет, чтобы осуществить давнюю мечту. Снять фильм «Время жить и время умирать». Но, увы. Аттестата не было и мои мечты не совпадали с суровой действительностью. Пришлось делать выбор из двух зол. Или мотаться на завод в Ленинград или искать место в Зеленогорской сети, где тебя ждут сплошные неприятности. В виде проверок ОБХСС или сумасшедших тёток. Оценивая потерянное время на дорогу, работая в городе, я вспомнил слова Николая Семеновича, если будешь честным, то неприятностей можешь избежать. Я опять клюнул на его тезисы и пошёл устраиваться на работу в наш магазин. Конечно, моё старое рабочее место за мной никто не сохранял потому, что отсутствовал я не по уважительной причине. Вот если бы я забеременел, а потом родил и ещё просидел бы в отпуске по уходу за ребёнком, это другое дело. А так как на моём месте уже стоял мордастый дядька в заляпанном фартуке и изрядно пьяненький, мне пришлось искать новое место. Кто-то из бывших коллег подсказал мне, что нужны работники в Рощино. Пришёл на приём к председателю Рощинского Райпотребсоюза. Его должность занимал дяденька, у которого вся левая сторона пиджака была украшена орденскими планками. Заглянув в мой военный билет и увидев мой послужной список он сказал, что такого гвардейца держать на должности простого продавца это преступление. И предложил мне занять должность зам. директора магазина. Помните, я говорил, что после полковой школы ничего не боялся. Так я, имея семиклассное образование и трёхмесячные курсы продавца, нахально уселся в кресло замдиректора.

Моим долгом, было обеспечить магазин необходимым ассортиментом и объёмом товара, чтобы выполнить план товарооборота. Это было не простой задачей. Дело в том, что Советская экономика имела свои особенности. Я не буду отнимать у читателя его драгоценное время, чтобы в деталях объяснить её несуразность. Но, поверьте на слово, что при ней дважды два могло быть семь или даже восемь. Вот ситуация вкратце. У вашего магазина есть план товарооборота на месяц в один миллион рублей. Но на складах вам приготовили товара согласно фондам только на сумму шестьсот тысяч рублей. Остальные четыреста зависают в воздухе. Где можно взять недостающую часть? Это только за счёт ваших же коллег, которым кладовщики навешают лапши на уши и скажут, что товара на него не завезли. Ты же приезжая на склад берёшь с собой бутылочку коньяка, коробочку финских конфет и уезжаешь от него с полной машиной дефицитных товаров. В те времена существовала торговая скидка на естественную убыль товара. Так называемая «усушка», «утруска». При бережном хранении товара могли образоваться его излишки. Вот с этих сумм и появлялись бутылочки и коробочки. Те же ребята, которые жмотились на такие расходы, сидели строго на лимитах и заваливали план товарооборота. А какая была реакция на это у руководства? А простая, присылали проверки, после которых отпадала всякая охота не выполнять план. По этому борьба за товар была не шуточная. Но видно предыдущая сноровка при продаже мяса и армейская закалка позволили выполнять свои обязанности вполне достойно.

Финские сюрпризы и чудо-ребёнок

Если читатель ещё не забыл, то он должен помнить, как я насыщал свой организм витаминами. Добывая их из черники, морошки, черёмухи, заячьей капусты, а также Наумовского сада. Так вот эти витамины сотворили со мной злую шутку. Они напичкали мой организм таким количеством тестостерона, что единственное спасение от него было только вступление в ряды советских молодожёнов. Встать в их строй мне помогла симпатичная девушка по имени Лена. Я с ней познакомился в танцпавильоне ЗПКиО. Она там выступала с показательными танцами и выглядела очень эффектно. Я думал, что с ней моё сердце успокоится. И чтобы наши встречи не были в криминальном поле, мы заключили брак, правда, не на небесах, а только во дворце бракосочетания, но всё равно, это выглядело весьма прилично.

Чтобы не вести новобрачную в шалаш, где по слухам, говорят, с милым рай, я решил жилплощадь в доме № 20 по Комсомольской улице модернизировать. От колонки, стоявшей на Комсомольской улице, провёл на кухню водопровод. Для канализации использовал дренажную бетонированную яму от бывшей прачечной, которая сгорела во время войны. Она была в двадцати метрах от дома. Чтобы освободить на кухне место под котелок для водяного отопления, стал разбирать старую финскую плиту. Плита была сделана с «умом». Она имела специальный отсек для сушки обуви. Живя в Зеленогорске, его жители часто вспоминали своих предшественников финнов. Иногда нарывались на их «сюрпризы». Я помню, как в 1949 году, разбирая старый туалет, рабочие увидели подвешенные к толчку две противотанковые гранаты. А в 1956 году, окапывая старую яблоню, я наскочил лопатой на бомбу, зарытую под яблоней. Вызвали милицию, те военных и находку вывезли куда-то. Утверждать сейчас, что финны с лёгким сердцем покидали Териоки, не приходится. Но их понять было можно, поэтому я не очень-то негодовал и возмущался.

В монтаже водяного отопления мне помогал Лёша Басов. Он был мастером на все руки. В виду того, что он, наверно, с момента своего рождения был самым преданным поклонником Бахуса, то стройка наше затянулась. Почему я его не убил за срыв срока сдачи котелка в эксплуатацию? Только потому, что он был очень добродушным человеком и когда-то дружил с моим родителем. Приведя гнездо в порядок, стал ждать пополнения в семействе. Через положенный срок, отведённый природой, у нас родилась очаровательная дочь. Назвали её Юлианной. Это был такой симпатичный ребёнок, что все соседи, знакомые норовили попасть в няньки. Особенно рьяно рвалась Настя. Это та Настя, которая не пряталась в блокаду от бомбёжек. Она вообще готова была присвоить себе Юльку насовсем. Так что проблемы, с кем оставить ребёночка, пока сбегаем в кино, не было. В детстве у моей дочки был в дружках Ильюшка, внук моей первой учительница Иды Григорьевны. На семейном фронте всё было хорошо, а вот на работе назрели перемены. Наш магазин пошёл на капитальный ремонт. И всех работников раскидали по другим организациям. А нас с директрисой отпустили на все четыре стороны. Директриса была родом из города Приморск и уехала на малую родину искать своё женское счастье.

Часть 1  Часть 3  Часть 4  Часть 5

©  В. Соколов, август-ноябрь 2012, специально для сайта terijoki.spb.ru.
©  Публикация terijoki.spb.ru. Фотографии из личного архива В. Соколова и коллекции сайта terijoki.spb.ru.


Обсудить статью на форуме.

Последние комментарии:

13-05-2015 16:49 Anonymous
Очень хороший был ресторан. Я была ребенком, когда там работала моя мама . У меня сохранилось много приятных воспоминаний.

08-12-2012 16:46 Молчанов
Хорошие воспоминания, только сейчас прочитал - много интересных деталей и такого, что "греет душу". Жалею, что не остался на встречу в библиотеке: был совершенно не готов - вышел из дома совсем по другому поводу, сказали, что про Терийоки, а объявление ...

03-12-2012 20:38 abravo
8 декабря в 15 час зеленогорская библиотека (Ленина, 25) приглашает на встречу любителей краеведения: "Зеленогорск 50-70-х годов глазами очевидца. Это было недавно, это было давно." У нас в гостях бывший житель Зеленогорска Вячеслав Соколов.

15-09-2012 12:28 manique
Часть повествования о ресторане ОЛЕНЬ особенно близка мне. Там много лет проработала моя мама, и я жизнь ресторана изнутри знаю неплохо. Имена директора Морозова, официантов - Эрика, Жени Бурулева, Сергеева, всколыхнули воспоминания о детстве. А метрдот...

14-09-2012 17:14 manique
Читаю с упоением))
спасибо огромное автору за его труд.

14-09-2012 02:08 Anonymous
Замечательная статья. Моя мама в возрасте 13 лет эвакуировалась из Ленинграда со своей младшей сестрой и бабушкой. Её мама (моя бабушка) оставалась в Ленинграде всю блокаду и работала водителем грузового трамвая. Выехали они 18 августа в Ярославскую обл...

09-09-2012 10:05 Lion08
Очень понравились воспоминания! С какой любовью к Зеленогорску и к людям они написаны! И конечно с юмором, благодоря которому читать воспоминания становится интереснее. Спасибо автору за его неравнодушие к свое малой родине и к судьбе всей нашей страны ...

06-09-2012 20:10 Anonymous
Госстройнадзор добивается сноса апартамент-отеля в парке Зеленогорска [url]http://ktostroit.ru/news/market/183448/[/url] и тогда дети и правнуки Славы Соколова заново построят ресторан "Олень"

24-08-2012 01:18 KonstantinS
Великолепно!!! С нетерпением жду продолжения!!!

23-08-2012 21:59 abravo
Цитата:[Воспоминания великолепны! Но нет ли ошибки в датировке предпоследней фотографии в первой части (Слава Соколов в школьной форме и фуражке)? Там написано: 1952 г. А школьная форм...




История Интересности Фотогалереи Карты О Финляндии Ссылки Гостевая Форум   

^ вверх

© terijoki.spb.ru 2000-2023 Использование материалов сайта в коммерческих целях без письменного разрешения администрации сайта не допускается.