Старые дачи::Дачники

Содержание: Е. В. Смирнова. Раяйоки. Финская дорога от железной дороги к югу А. Старков. Леонид Андреев - художник-живописец А. Старков. Трагическая судьба дома Л.Н. Андреева в Ваммельсуу К. Отраднов. О дореволюционных дачниках поселка Тарасово Баронесса Мария Дмитриевна Врангель. Моя жизнь в коммунистическом раю Рецепты из детства Е. В. Смирнова. Санаторий благотворительного общества последователей гомеопатии Е. В. Смирнова. Два храма сестрорецкой дачной местности Е. В. Смирнова. Лахта-Горская. О проекте Стенбок – Ферморов Ю. Пляшкевич. Дача Бартольда в Карисалми Т. С. Гомонова. Павел Петрович Марсеру Е. В. Смирнова. Сестрорецкое Заречье. Дело о границе Е. В. Смирнова. Сестрорецкое Заречье. Дорога к Храму Из воспоминаний генерала К. А. Гольтгоера Е. М. Травина. Келломякский дачник М. Д. Шихин Е. В. Смирнова. К 100-летию со дня смерти Г. Ф. Эйлерса Три дачи в Келломяках. Лоховы, Андреевы, Духновские История семьи Радловых в дачной переписке К. И. Шафрановский. Воспоминания о протоиерее К. И. Ветвеницком и его даче в Терийоках Е. Травина. Николай Иосифович Блинов. Место жительства: Куоккала, собственный дом О. Аникина. О писателе Евгении Чирикове и его даче в Келломяках Е. В. Смирнова. Знаменитые дачники. Садовод Г. Ф. Эйлерс Е. Каппер. Наша дачная жизнь в Зеленогорске Е. В. Смирнова. Усадьба М. В. Крестовской Мариоки: "Луной был полон сад..." В. И. Карлик. Терийоки. Шитовы, Шитовская улица Купец 2-й гильдии Семёнов Сергей Терентьевич Е. М. Травина. Архитектор Гавриил Барановский. Годы жизни. Священник Григорий Иванович Сандин Дача семьи Кербер в Куоккале С. Ренни. Дачники Куоккалы. Из фотоархива Нины Матвеевой – Сёдерманн – Смигельской П. Корвенкюля. Об истинном владельце "дачи Воронина" в Метсякюля (п. Молодежное) Дневник неизвестной барышни. 1907 год Дачники на фотографиях

К. И. Шафрановский. Воспоминания о протоиерее К. И. Ветвеницком и его даче в Терийоках. (18.12.2016)

Константин Илларионович Шафрановский (1900, Териоки – 1973, Ленинград) – библиограф, заведующий Научно-библиографическим отделом, ученый секретарь Библиотеки Академии наук, где проработал с 1924 по 1964 гг. Участник обороны Ленинграда. Автор более 250 статей, рецензий, библиографических указателей. В память его заслуг в 2003 г. в Библиотеке Российской академии наук учреждена премия имени К. И. Шафрановского, присуждаемая сотрудникам БАН за выдающиеся научные работы в области библиографоведения и книговедения.

Личный архив К. И. Шафрановского состоит из шестнадцати тонких и нескольких общих тетрадей. Записи велись шариковой ручкой и карандашом, датированы 1970–1973 гг. Отдельные фрагменты были дублированы в разное время, письма писались вначале начерно, потом набело, черновики писем сохранялись.

Тетради №№ 10–14. Воспоминания о детстве, проведенном в дореволюционном Петербурге, дачных Териоках и придворной Гатчине; описания быта и нравов эпохи; традиционная культурная семья и традиционная культура семьи. 356 страниц. Датированы: декабрь 1972 г.

Курсивом в квадратных скобках приводятся комментарии, подготовленные для этой публикации на базе исследований, выполненных коллективом сайта terijoki.spb.ru.

---

Преподаватели Электротехнического института, 1898 г. К. И. Ветвеницкий третий справа в первом ряду

К. И. Ветвеницкий (фрагмент фотографии преподавателей Электротехнического института, 1898 г.)

О Дедушке Константине Ивановиче Ветвеницком можно говорить очень много. Священник, протоиерей. Имел митру (митрофорный протоиерей), набедренник и палицу, которые входили в состав церковного облачения, и две звезды – Станислава и Анны. Он учился в Петербургской духовной семинарии. Долго сохранялось греческое евангелие, полученное Дедушкой в духовной семинарии за успешные занятия. После семинарии Дедушка кончил в Петербурге Духовную академию. Дедушка был человеком исключительной доброты. К нему приходили домой очень и очень многие посетители, в том числе и весьма высокопоставленные. Они советовались, исповедовались. Для исповеди у Дедушки в дверях его кабинета были устроены задвижки. Первым местом службы Дедушки была церковь дома умалишенных на Удельной. Затем он перешел священником в 3-ю гимназию, где служил в церкви и давал уроки закона божия. После 3-й гимназии Дедушка получил место настоятеля церкви Главного управления уделов на Литейном проспекте. Переехал на частную квартиру на Надеждинской улице в хорошем доме во втором этаже. В ней овдовевший Дедушка на моей памяти жил один. Квартира состояла из четырех комнат: гостиная, столовая, кабинет и спальня. Кроме того, кухня и комната для прислуги.

У Дедушки было много книг, занимавших три шкафа в передней и в кабинете. Стекла в шкафах были завешаны материей, чтобы книги не выцветали. Главным образом это были книги по богословию. В их числе встречались и немецкие. Дедушка их приобретал в небольшом немецком магазине Grota на улице Гоголя (Малой Морской). Дедушка был автором книги «О страданиях Господа нашего Иисуса Христа». (Чтения для членов религиозно-просветительского союза Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной церкви. СПб, типография Главного управления уделов, 1909. К. И. Ветвеницкому принадлежит авторство и ряда других печатных трудов. – Прим. сост.)

В церкви Дедушка выступал с проповедями, к которым старательно готовился. Произносил он их ясно, четко и очень понятно. Церковь Главного управления уделов, где служил Дедушка, считалась аристократической. Она, помимо чиновников уделенского ведомства, посещалась и министрами, и многими другими высокопоставленными лицами.

Все это были люди, дорого ценившие свое время. И отвлекать их длинной церковной службой не полагалось. Поэтому в церкви Главного управления уделов и обедня и всенощная были сокращены до возможного минимума.

В церкви пели певчие из хора Архангельского. В день церковного праздника 12 декабря старого стиля и в некоторые другие праздничные дни хором дирижировал сам Архангельский. Тогда пение хора достигало виртуозных вершин.

На службе в дедушкиной церкви постоянно бывал обер-прокурор Святейшего синода Владимир Карлович Саблер, собственно, главный начальник православной церкви.

Среди других молящихся обращал на себя внимание премьер-министр, заместивший убитого Столыпина. (Владимир Николаевич Коковцов – прим. сост.) Человек небольшого роста, говоривший басом. Он был до своего назначения премьер-министром министром финансов. После 1917 г. он говорил Дедушке, что продал большой ковер и на вырученные деньги сможет уехать за границу. Финансовые дела он знал, по-видимому, неплохо. Во всяком случае, в Париже он был директором банка.

Обращал на себя внимание также начальник почтового ведомства Похвистнев. Он очень ухаживал за своей старушкой мамашей. Заботился, чтобы служитель приносил для мамаши стул для сиденья во время службы. Небольшое количество золоченых стульев ставилось около стен к началу службы. Но служители приносили еще дополнительные простые стулья по просьбе молящихся и получали за это на чай.

В церкви по большим праздникам присутствовали многочисленные сенаторы, камергеры, камер-юнкеры, шталмейстеры. Начальником Главного управления уделов был князь Кочубей, также иногда появлявшийся в церкви.

В большие праздники вся эта публика приходила в церковь в парадной форме. Раззолоченные мундиры с большим количеством красного сукна камергеров. Сбоку у них висел большой золоченый ключ. Такие же золоченые мундиры с красным были у сенаторов, но они носили еще белые суконные брюки. Необыкновенно красивой была форма шталмейстеров: что-то зеленое с голубым и в высоких сапогах. Военные несли свои кивера на согнутой левой руке.

Старостой церкви был камергер, чиновник особых поручений Главного управления уделов Панчулидзев. Толстый и неуклюжий, знаток и любитель рысистого бега лошадей.

Дамы в церкви старались демонстрировать свои дорогие платья и драгоценные украшения.

Начальник уделов князь Кочубей сперва занимал громадную квартиру в здании Главного управления уделов. Чуть ли не 40 комнат? Потом он построил себе особняк на Фурштатской улице. Ездил он всегда на извозчике. Своих лошадей не держал. Считал, что теперь собственные выезды у банкиров-купцов, а не у аристократов.

У него было две дочери. Дедушка обучал их закону божию. А девочки присылали на пасху и на рождество Дедушке поздравительные открытки.

В числе слуг князя Кочубея было два карлика. Говорили, что они чистили клетки для птиц. Один карлик довольно старый, другой помоложе. Карлики постоянно бывали в дедушкиной церкви. Они в числе детей принимали участие в крестных ходах со свечами. При этом по росту занимали среди пар детей одно из первых мест.

Князя Кочубея я помню в годы первой мировой войны. Поэтому как какой-то генерал-адъютант свиты его величества он появлялся в военной гимнастерке с кожаным поясом. Приходил в церковь с большим запозданием и крестился мелкими крестиками.

В самой церкви над престолом в алтаре был установлен балдахин с металлическим голубем на тонкой металлической проволоке, висевшим над самым алтарем. Церковь располагала дорогими церковными облачениями. Были иконы, украшенные жемчугом и драгоценными камнями.

Диакон церкви обладал очень красивым голосом. Спокойным, не громовым, как у диаконов Исаакиевского собора. Говорили, что он мог бы быть хорошим артистом. Но его недостатком было то, что он сильно кривил ртом. Кроме того, он выпивал.

В большие праздники устраивался крестный ход. Детей в комнате ризничих устраивали по парам и по росту с зажженными свечами. А затем с пением хора обходили ближайшие залы. Почти весь паркет церкви был затянут красными бархатными коврами. В обычные, не очень праздничные дни, красные ковры затягивались белым полотном.

Уделенское ведомство возникло при Павле I. К 100-летию Главного управления уделов был напечатан исторический очерк его деятельности.

Главное управление уделов ведало Беловежской пущей, где сохранились последние зубры. В связи с этим в вестибюле Главного управления уделов были установлены две большие статуи зубров на высоких пьедесталах приблизительно с человеческий рост. Эти два бронзовых зубра сохранились до наших дней.

Парадный вход Главного управления уделов выходил на Литейный проспект. Это тот самый парадный подъезд, которому живший напротив Н. А. Некрасов посвятил свое стихотворение. Стихотворение по содержанию не вполне удачное. Крестьяне встретили бы в парадном подъезде только мирного швейцара. Кроме того, крестьяне, работавшие в уделенских именьях, были в несравненно лучшем положении сравнительно с другими крестьянами страны.

Швейцар на парадном подъезде был очень торжественный. В воскресные и праздничные дни он надевал красную ливрею с золотом и орлами. На голове у него была треуголка. Нас, внуков священника, он встречал очень приветливо и любезно.

Лестница была также торжественной и интересной в архитектурном отношении.

Менее парадный фасад Главного управления уделов выходил на Моховую улицу.

В залах Главного управления уделов висели старинные градусники Фаренгейта с надписями возле обозначения градусов – «в жар», «в кровь».

Служба в церкви у Дедушки происходила по субботам вечером – всенощная, и по воскресеньям утром – обедня. Такая же служба совершалась и в праздничные дни.

В какой-то степени дедушкина аристократическая церковь была местом, куда приходили, чтобы встретиться со знакомыми, обменяться несколькими приветственными фразами. Дома же можно было сказать, что в церкви были такие-то. Кроме того, сохранялось чувство, что и в церкви побывали.

Мы, Мама, Папа, мой брат Коля и я очень часто бывали в дедушкиной церкви. Ездили на трамвае, иногда на извозчике на всенощную вечером. Потом шли пить чай на квартиру к Дедушке. Или в воскресенье, в праздничный день приезжали на обедню, а после шли обедать к Дедушке на Надеждинскую улицу.

Кроме парадного входа с Литейного проспекта и других дверей на лестницы в здании Главного управления уделов был чиновничий подъезд. В глубине садика, выходившего на Литейный, в правом углу.

Мама и Папа предпочитали чиновничий подъезд слишком торжественному подъезду с Литейного проспекта. Чиновников в Главном управлении уделов, судя по размерам гардероба, было много, в гардеробе дежурило несколько служителей.

Чтобы попасть в церковь, надо было подниматься по лестнице и проходить по длинным коридорам и залам.

Лестница здесь была новой. Подниматься по ней было очень легко: низкие ступеньки. На стене висела громадная металлическая чашка электрического звонка. Папа говорил, что этот звонок-гигант был установлен после 1905 г., чтобы поднимать тревогу.

В мрачном, как бы проходном зале, стояло несколько витрин. В них были выставлены образцы ископаемых и минералов из имений, принадлежавших уделам.

Здание уделов выходило, как уже сказано, на Моховую улицу. Там помещался винный склад, погреб. Он сохранился до сих пор. И там же можно было покупать удельные вина, крымские, в бутылках.

Бюст Н. А. Некрасова установили в глубине садика, выходившего на Литейный проспект. Каково ему было стоять перед стеной Главного управления уделов!

Говорили, что громадное хозяйство, которым ведало Уделенское ведомство, было очень хорошо налажено. Главный доход получался от продажи вин (Ливадия, в особенности Масcандра, в Массандре были сосредоточены винные погреба). Но были еще сахарные заводы, горные и другие предприятия. Была конфектная фабрика «Рамонъ» где-то в провинции. Она давала мало дохода. На моей памяти ее ликвидировали и распродавали красивые в русском стиле жестяные коробки для конфет. Говорили все же, что по качеству удельные вина не могли сравниться с заграничными. Вот Елисеевы владели виноградниками во Франции.

Кто же были чиновники Главного управления уделов? Чиновник особых поручений Пикчулидзев [имеется ввиду упомянутый ранее Николай Алексеевич Панчулидзев - в службе с 1874, офицер с 1876 (Николаевское кавалерийское училище), действительный статский советник с 1900 г., член совета Главного управления государственного коннозаводства, чиновник особых поручений V класса при Главном управлении уделов; почетный мировой судья Пензенского уезда (информация по: "Волков С. Высшее чиновничество Российской империи. Краткий словарь" и "Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц по всем управлениям в Российской империи на 1914 г."). Прим.ред.], камергер, любитель и знаток рысистого бега не был характерной фигурой. Это была внешняя, парадная сторона чиновников. Но были и очень деловые чиновники, заведывавшие отделами. Например, важный чиновник Ставровский. Сын настоятеля морского собора в Адмиралтействе. Он ежегодно получал на лето казенную дачу в Ореанде в Крыму. Большую дачу с роскошным видом на Ялту, но довольно высоко от моря. Но для того, чтобы ездить купаться на море, Ставровские получали лошадей. По-видимому, деловые чиновники типа Ставровского и налаживали хозяйство Уделенского ведомства, которое приносило ведь огромные доходы, поступавшие в распоряжение царя и всего царского семейства. Про продававшийся в синих бумажных пакетах пиленый сахар говорили, что это сахар с завода Михаила Александровича – брата Николая II, но ведало этим заводом Уделенское ведомство.

Один из чиновников Главного управления уделов давал уроки в 1-м реальном училище по какому-то предмету и приезжал на уроки на извозчике.

После 1917 г. Ставровские убежали в Болгарию и пополнили ряды эмигрантов.

* * * * *

Семейное фото Шафрановских, 1907 г.

Семейное фото Шафрановских, около 1913 г.

Дедушка ежегодно в начале июня переезжал на свою дачу в Териоках на пятом километре от станции в сторону Тюрисевя. Дача была расположена в пяти минутах ходьбы от берега моря. За главной дорогой, называвшейся «шоссе».

Дедушка прожил в Териоках летом больше 30 лет. Говорили, что летом число дачников в Териоках превышало цифру в 40 000 человек. Но это, вероятно, с соседними дачными местами Тюрисевя, Черная речка (Ваммельсу). Некто Мостовенко владел в Териоках на берегу моря хорошим и большим парком [Мостовенко (в финских документах - Мустовенко) принадлежали четыре смежных участка на берегу залива – 14-34, 14-35, 14-40, 14-41, см. на карте. И. А. Мостовенко упоминается как один из инициаторов открытия в Терийоках в 1886 г. русской школы. В открытии этой школы принимал активное участие и К. И. Ветвеницкий]. В нем было построено несколько дач, расположенных на значительном расстоянии друг от друга и не отгороженных внутри парка друг от друга заборами. Одну из этих дач Дедушка раньше нанимал на лето. Дача была выкрашена в темно-красный цвет. Кухня находилась на небольшом расстоянии, как это часто делалось на старых дачах.

По-видимому, в самом начале XX века Дедушкой и моим Папой были куплены две дачи на одном участке (тоже без промежуточного забора) [Согласно архивным документам Ветвеницкими были приобретены два участка с кадастровыми номерами 7-9 и 7-14, расположенные в западной части Терийок Кякёсенпяя, см. на карте. Сейчас это территория гостиницы "Гелиос-отель", примыкающая к Приморскому шоссе.]. На этих дачах и жили до 1917 г.:  
- на одной даче Дедушка. На эту дачу на лето приезжала дедушкина младшая сестра (одинокая) тетя Аня;  
- на второй даче глубже в саду и рядом с огородом семейство Шафрановских: Папа, Мама, старший брат Коля, я и появившиеся на свет позднее мой брат Ларочка (1907 г.) и сестра Верочка (1910 г.)

В Териоки Дедушка изредка приглашал на день одного из петербургских архиереев, который с интересом рассматривал Финский залив. Из монастыря ему не так много приходилось видеть.

На даче у Дедушки бывали священники, проводившие лето в Териоках. Помню Златогорского – настоятеля Сампсониевского собора на Выборгской стороне. Его дочери усиленно катались на велосипедах. После 1917 г. они были сотрудницами Городской центральной библиотеки и работали со мной. А сам Златогорский ходил летом в коричневых ботинках со шнурками, которые казались неподходящими для священника. Помню, как-то к Дедушке в Териоки приезжал очень богатый владелец многих домов в Петербурге и парка «Сосновка» Ратьков-Рожнов (один из двух братьев). Очень редко приезжал владелец пивного завода Дурдин (теперь завод Стенька Разин). Часто заходил в гости Георгий Михайлович Петров, у которого была очень хорошая, большая и роскошная дача на берегу моря. Петрову принадлежал высокий надстроенный им дом на Французской набережной в Петербурге.

Православная церковь в Терийоках, построенная на средства Дурдина

Ближе к станции Териоки, километрах в трех от нас находилась дача Дурдиных – пивного магната, отца того Дурдина, которого я видел. Дурдин-отец построил в Териоках ряд дач, чтобы их сдавать. Небольшой побочный заработок к пиву и меду.

Помимо дач, Дурдин построил в Териоках, недалеко от своих дач, деревянную церковь. Приблизительно около 1910 г., зимой церковь сгорела. В течение целого ряда лет летом Дедушка служил в воскресенье и праздничные дни в деревянной церкви, построенной Дурдиным-отцом. Но потом население в Териоках увеличивалось и в Териоках ко времени пожара появился уже постоянный священник, который жил и служил и летом и зимой. После пожара церкви сразу же рядом соорудили временное, деревянное помещение для церкви.

Затем встал вопрос о постройке в Териоках православной каменной церкви. Дедушка считал, что каменную церковь надо строить на месте сгоревшей. Первая церковь была построена Дурдины-отцом, и в его память надо было строить церковь на прежнем месте. Но местный священник, человек не очень приятный, встал на другую точку зрения. По его мнению, каменную церковь надо было строить на большой Териокской дороге (шоссе) и недалеко от недавно построенной лютеранской финской кирхи. Хотелось противопоставить православную церковь лютеранской. Говорили: православная церковь будет стоять ниже финской. Но ничто не помогало. Местный священник привлек на свою сторону владельцев мясных и зеленных лавок (это были только русские), которым было лестно, что церковь будет на большой дороге, где стоят их лавки.

Новая Казанская церковь в Терийоки в период окончания строительства. Ориентировочно 1914 г.

Между Дедушкой и териокским священником возникли недоразумения. Спор продолжался долго. Териокский священник добился своего. Началась постройка очень большой каменной церкви по проекту архитектора Никонова, строившего для Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной церкви в Петербурге. Каменная церковь была построена и освящена незадолго перед 1917 г. Она производила хорошее и даже величественное впечатление.

Дедушка одно время не ходил в церковь в Териоках. Ездил на церковные службы в новую деревянную церковь в Келломяках, а иногда даже в Дюны в деревянную церковь, построенную в значительной степени Дедушкой (на пожертвования) для школьных дач. Дедушка был попечителем школьных дач в Дюнах для мальчиков. Все это очень волновало Дедушку. Наконец состоялось формальное примирение Дедушки с териокским священником.

При выборе места для церкви веское слово должно было принадлежать Дурдину-сыну. Но он непрерывно ездил за границу, пользовался своими пивными миллионами (именно миллионами) и не хотел связываться с делом, которое его мало интересовало. Но все же к Дедушке он приезжал в каком-то сюртуке длинного покроя. Это должно было свидетельствовать о его купеческом русском звании.

Дурдин-сын приезжал к Дедушке на своей лошади в очень хорошем экипаже. Хотя в Териоках не жил, а только владел дачами. У него были прекрасные зубы. Он говорил Маме, что все спасение в рюмках водки, которые пьются при всякой еде. Есть приходится всюду: на станциях, в гостиницах. Зубы были бы давно загублены. Но рюмка водки спасительна – она их сохраняет.

* * * * *

В Териоках на берегу моря довольно далеко от нас находилась дача основателя (с 1907 г.) и редактора «Книжной летописи» Андрея Димитриевича Торопова. Под его начальством я работал в 1919 г. в Петрограде в Книжной палате. Перед его дачей на берегу моря проходила так называемая «морская дорожка». Место прогулок дачников главным образом по вечерам. На этой «морской дорожке» против дачи А. Д. Торопова во время прогулки вскоре после 1905 года был убит видный член Государственной думы Герценштейн. Он был убит из револьвера. Как будто бы Герценштейн был кадетом.

Герценштейна хоронили на кладбище в Териоках. В похоронах участвовал териокский священник. Он рассказывал, что Герценштейна провожали очень многие. От времени до времени поднимали красный флаг и начинали петь марсельезу. Священник садился тогда на извозчика и заявлял, что не будет участвовать в похоронах. Красный флаг прятали и переставали петь. В этом рассказе для меня непонятно – почему хоронившие Герценштейна были так заинтересованы в участии в похоронах священника.

Герценштейна убили на берегу моря. На месте убийства берег был очень песчаным. Здесь был установлен серый обтесанный гранитный камень с надписью: на этом месте был убит член Государственной думы Герценштейн. В первое время возле камня клали цветы и прикрепляли даже красные банты. Но позднее это забылось.

Из-за песчаного берега при установке камня пришлось разрыть песок, а потом снова сровнять. Основание камня было установлено и укреплено на глиняной и каменной почве берега под песком. На протяжении следующих 50 лет песок здесь на берегу моря выдуло ветром по направлению к Дюнам. Но камень Герценштейна, установленный на прочном основании, уцелел. Песок, перенесенный ветром в сторону Дюн, был выше человеческого роста.

Убийство М. Герценштейна в Терийоки. Рисунок И. Владимирова. По цензурным соображеним рисунок был опубликован только в сентябре 1917 г. в газете «Петроградский листок»	Похороны бывшего депутата Государственной думы М. Герценштейна, убитого в Терийоках 18 июля 1906 г. Железнодорожная станция Терийоки. Газета "La Vie Illustree", №410 от 24 августа 1906 г.	Дочь М. Герценштейна у памятника на месте его убийства. «Огонёк» №26 за 1913 год	Остатки памятника на месте убийства М. Я. Герценштейна. Январь 2014 г.

Все же, когда песок постепенно выдувался, надо было как-то починить и укреплять камень Герценштейна. Кто об этом заботился, когда Териоки временно отошли к Финляндии? Какая-то жизнь в Териоках все же теплилась. Не все вернулись в Петроград в 1917 г. Кто-то застрял в Териоках и других дачных местностях Карельского перешейка. Можно предположить, что они и были заинтересованы в сохранении в целости камня – памятника члену Государственной думы Герценштейну (кадету).

Одна из первых сессий Государственной думы была распущена. Часть её членов, как будто бы так, решила продолжить заседания и собраться в Выборге, где они находились под наблюдением правительства Финляндии. Эти члены Государственной думы были названы «выборгскими кренделями».

В Териоках довольно далеко от нас и даже за камнем Герценштейна была расположена большая и не плохая гостиница «Ривьера». Почему-то гостиницы и пансионаты в районах Териок не получили широкого распространения. Рядом с курзалом, в самом центре Териок была довольно значительная гостиница «Бельвю» и вот «Ривьера», а больше я как-то не помню. Мне почему-то кажется, что много пансионатов находилось в Сестрорецке, на Дюнах, а в Териоках их как-то не было.

Гостиница «Бель-Вю», не позднее 1912 г.	Курзал в парке Терийоки. Начало 1910-х гг.	Одно из зданий гостиницы «Ривьера», фото 1930-х гг.

Итак, гостиница «Ривьера». Большой деревянный дом с обширными открытыми балконами. Я не знаю – доехали члены Государственной думы «выборгские кренделя» до Выборга? Но в Териоках было хорошо известно, что члены Государственной думы останавливались в гостинице «Ривьера». Поэтому у меня и создалось такое впечатление, что они доехали только до Териок и там и возникли «выборгские кренделя».

* * * * *

Наши соседи по даче в Териоках. С одной стороны жили Бессели. Немцы, владельцы магазина и издательства нот на Невском проспекте. Сначала они жили на двух дачах рядом. Про тех, которые жили на даче подальше, у меня сохранилось смутные воспоминания. Будто бы глава семейства был композитором и очень серьезным знатоком музыки. Но потом произошли какие-то семейные неприятности. Как будто бы глава семейства умер. И вторая дача опустела. Об этих Бесселях никаких дальнейших воспоминаний не сохранилось.

Единоличным владельцем нотного магазина и издательства остался немолодой, одинокий Бессель. У него было два племянника, которые учились на юридическом факультете Петербургского университета.

Сам Бессель был всегда очень хорошо одет и непрерывно курил сигары. Позднее он перестроил и улучшил свою дачу. Ездил всегда на лучшем из близко живших извозчиков финне Осипе. Все извозчики были финскими. В саду Бессель посадил газоны и начал разводить розы. Не знаю, как они могли расти на песчаной почве в Териоках?

Вместе с Бесселем осенью 1917 г. мы нанимали человека, который с вечера ночью должен был ходить с трещоткой и охранять дачи. Трещотку устроил Папа. Мы оставались в Териоках и после отъезда Бесселей и перестали нанимать сторожа.

У нас и у Бесселей не было дворника. Но жившие поблизости русские Степан и Аннушка приходили, приносили воду из колодца в ведрах, пилили и кололи дрова. Аннушка была очень старательной, а Степан периодически запивал. Дрова лежали в сарае, который находился в сторонке в саду. На зиму в этот сарай привозили с моря нашу лодку.

У Бесселей в саду был устроен теннисный корт. В теннис без конца играли два племянника Бесселя. Во всем белом и в белых туфлях. По-видимому, они играли очень хорошо. Они не роняли мячей, не гонялись за ними, а методически один посылал мяч ракетой другому, а затем мяч летел обратно. Григорий Михайлович Петров, приходя к нам в гости, говорил: как вы можете выносить и смотреть (в соседнем саду это было видно) на этих немцев, совершенно механически перекидывающих мяч друг другу?

Племянники Бесселя одевались очень хорошо и в очень добротные вещи. В 1916 г. они кончили университет. Для Коли у них купили почти что новое студенческое форменное пальто. Потом оно перешло ко мне. В каком-то году оно было переделано в штатское зимнее пальто. Я его носил приблизительно до 1938 г.

С другой стороны нашими соседями были Потрухи [Семье Потрух принадлежали два смежных участка 7-13 и 7-15, примыкающих к участкам Ветвеницких с запада, см. на карте]. На участке, равном нашему саду с Дедушкой, у Потрухов было четыре дачи. Три из них они сдавали. На четвертой жили сами. Свой сад они украшали раскрашенными гипсовыми фигурами карликов и стеклянными сверкающими шарами. И еще Потрухи без конца заводили граммофон.

Ближе к дороге (шоссе) от Потрухов находилось несколько дач и дом подрядчика Петрова [Александру Петрову принадлежал, в том числе, участок 14-17, см. на карте].

На территории, купленной Дедушкой и Папой, находились две дачи. В одной из них жил летом Дедушка с сестрой тетей Аней. В другой жили мы. И вот на этой второй даче в 1900 г. я и родился. Потом подрядчик Петров, перестраивая нашу дачу, построил заново. Сруб же старой дачи получил в счет вознаграждения. Этот сруб он использовал в виде второго этажа своего дома. На эту часть дома Петрова мне всегда показывали (на сруб во втором этаже) и говорили, что это дача, в которой я родился.

За нами дача и сад принадлежали Иванову-Смоленскому. Преподаватель пения в Консерватории. У него была лодка. Иванов-Смоленский увлекался рыбной ловлей. Он без конца сидел в лодке с удочкой. По-видимому, у Иванова-Смоленского был очень сильный голос. Он купался. Залезал по грудь в воду и пел гаммы. На море и на берегу его голос был слышен на громадное расстояние.

Старший сын Иванова-Смоленского учился в Военно-медицинской академии. Позднее он стал очень крупным физиологом. Второй сын учился в Электротехническом институте. У него была дочь. Как будто бы он был в разводе с женой.

* * * * *

Имение М. Крестовской «Мариоки», главное усадебное здание

Дача писателя Леонида Андреева в Ваммельсуу. Фото Л. Андреева, 1910 г.

Дача Анатолия Демидова князя Сан-Донато. Фото 2014 г.

Усадьба В. К. Орловского «Каунисранта» в Тюрисевя (ныне Ушково)

Где то далеко за Териоками, больше чем в 10 километрах, находилось именье генерала Куропаткина, который был военным министром, а потом бесславно провел русско-японскую войну. Во время первой мировой войны он скромно командовал дивизией на фронте. Потом воспоминаний об имении Куропаткина как-то не сохранилось. По-видимому, приблизительно на этом месте началось сооружение форта Ино, который входил в состав новых укреплений Петербурга, заменивших форты на островах возле Кронштадта. По направлению к форту Ино от основной линии финляндской железной дороги была проложена ветка.

Очень интересные дачи находились на Черной речке (Ваммельсу). Приблизительно в 8 километрах от нашей дачи по направлению к форту Ино. В числе этих дач надо прежде всего указать целую большую территорию, принадлежавшую мужу писательницы Крестовской (псевдоним) [Подробнее об усадьбе М. Крестовской]>. Затем очень торжественную белую дачу с башней писательницы и переводчицы Щепкиной-Куперник. Она была замужем за крупным юристом, который и построил эту дачу, недалеко от Черной речки (Ваммельсу).

И, наконец, на берегу этой самой Черной речки находилась очень большая и интересная по своему устройству (оригинальная) дача Леонида Андреева [Подробнее об даче Л. Андреева]>. Там же на Черной речке, наискосок против дачи Леонида Андреева находилась дача нашего родственника, священника Покровской церкви (площадь Тургенева) Положинцева.

Немного ближе к Териокам была дача Демидовых – Сан-Донато [Подробнее об усадьбе Демидова]>. Несколько не очень больших дач в страшно англизированном виде.

Потом значительно ближе к Териокам находилась большая дача инженера В. К. Орловского, который купил два больших именья «Каунис» и «Тойвола», которые распродавал по участкам и рассчитывал соорудить новую дачную местность [Подробнее о В. К. Орловском]>.

Наконец, уже совсем в Териоках три скромных дачи принадлежали составителю Богословской энциклопедии Лопухину. На одной из этих дач жил сам Лопухин, две других он сдавал. Вообще-то очень немногие дачи в Териоках имели индивидуальные названия, а Лопухин присвоил своим дачам библейские. Кажется, они были прибиты на дощечках возле калиток. Из трех названий запомнилось только одно: «Три колодца Иакова».

Вилла «Ностра» графа Григория Ностица

Несколько больших дач уже совсем в Териоках принадлежало каким-то Михайловым. После начала первой мировой войны появилась прослойка совершенно новых дачников. Раньше аристократы высшей марки и не думали жить в Териоках. На лето они уезжали или в свои именья в России, или за границу куда-нибудь в Швейцарию. Но теперь большинство мужчин-аристократов оказались в армии. Они иногда могли приезжать домой. Их семьям приходилось держаться где-то поблизости от Петрограда. Большие дачи Михайловых снимались на лето Левшиными, связанными с Кутузовыми и ещё аристократической семьей (их родственниками) с немецкой фамилией.

Большая дача была снята графом Ностицем. Он был женат на цирковой наезднице. [Граф Григорий Ностиц (1862-1926) владел имением "Villa Nostra" в Терийоках. В сентябре 1918 г. Леонид Андреев общался с его женой, графиней Ностиц, о чём он пишет в дневнике ("S.O.S", Atheneum-Феникс, 1994 г., стр.151). В книге Э. Кяхёнен, в описании Кякёсенпяя сказано: "Последней, перед рыбачьим берегом, была гигантская дача "Вилла Ностра" барона Густава Седеркрейца, выкрашенное в шоколадно-коричневый цвет колоссальное деревянное строение. Барон купил его в 1927 г. у вдовы графа Ностица".]>

Уже в 1917 г. одна из дач Михайловых была снята очень важным Танеевым. Это был отец известной Вырубовой, одной из первых почитательниц Распутина.

Участки земли в Териоках и построенные на них дачи принадлежали в своем большинстве русским. Дачи, принадлежавшие местным финнам, встречались скорее в виде исключения. Финны занимались в какой-то степени сельским хозяйством, разводили картофель. Извозчиками были только финны, а это был важный вид промысла.

На нашем ближайшем пути к берегу моря (с дачи) находились три хороших дачи на берегу моря. Они принадлежали местным финнам Кариолайненам. Здесь же был их дом, сарай, корова. Они считались богатыми. Глава семейства Кариолайнен Тома был стареньким. Он уже ничего не делал, только курил трубку. Его жена Аннушка, по мнению многих, была министром в юбке. Все хозяйство, и большое хозяйство, вела она. У них были взрослые сыновья. Они были рыбаками и без конца возились с сетями, с лодками. Они же присматривали за нашей лодкой, которая стояла на якоре возле их дач. [По всей видимости, речь идет о семье Карьялайнен, большой участок которых, действительно, находился на кратчайшем пути от участка Ветвеницких к морю. Сейчас это территория пансионата "Северная Ривьера", см. подробнее]

Существовал такой рассказ: Кариолайнены обнаружили труп утопленника, выброшенный Финским заливом. У утопленника они нашли значительную сумму денег. Она-то и послужила основанием их благосостояния.

На моей памяти старенький Тома умер. На его похороны со всех сторон на двуколках съехались финны. Число двуколок было громадным.

Многие роскошные дачи в Териоках принадлежали богатым коммерсантам, деловым людям, которые предпочитали или не имели возможности далеко уезжать от Петербурга. На берегу моря находились две больших дачи, принадлежавших Бонштедтам и Шварцам. Они были родственниками. Это были коммерсанты, считавшиеся миллионерами. У Бонштедтов на 5-й линии Васильевского острова был особняк с садом во дворе. После 1917 г. одна из дочерей Бонштедта стала очень толковым геологом и работала в Геологическом институте Академии наук СССР.

Другая дача в Териоках на берегу моря принадлежала Марсеру. Это был француз, владевший в Петербурге на Большой Конюшенной магазином ножей, вилок, ложек под серебро. Уже старенький Марсеру постоянно сидел в саду своей дачи, выходившем на берег моря. [Участок Павла Петровича Марсеру (Paul Marcerou), француза, архитектора, владельца очень дорогого магазина по торговле предметами искусства, фарфоровой и фаянсовой посудой, бронзовыми лампами и прочим антиквариатом, 14-33 находился у моря, сразу за ручьем, впадавшим в залив, см. на карте]

Очень большой участок земли на берегу моря принадлежал испанскому посланнику в России. Но помимо дипломатических обязанностей он еще торговал вином. В Териоках ему пришлось укреплять берег перед его садом. Из цемента с основанием из песка была построена высокая дамба. Но вся эта постройка была целиком размыта одной из сильных осенних бурь Финского залива.

Городовые в Финляндии и Териоках ходили в касках. В ходу были наручники. Во главе управления Териок стоял ленсман.

Около 1910 г. Папа взял с собой в село Высокое моего брата Колю, который был старше меня на 3 года. После возвращения восторгам Коли не было пределов. Погода несравненно теплее. Улитки-катушки, которые чистят стекла в аквариумах, у нас совсем маленькие, а там раза в четыре больше (Коля увлекался разведением рыбок). Крестьяне такие добрые, такие добрые.

Конечно, все это представлялось таким на фоне Териок, где мы проводили на даче лето. Природа была здесь действительно беднее Могилевской губернии. Там, например, цвели желтые ромашки. Почва в Териоках совсем песчаная. Под тонким слоем земли сразу желтый песок. Крестьяне – угрюмые финны, которых добрыми никак нельзя было назвать. И квадратные (прямоугольные) садики, окруженные заборами, вокруг бесчисленных дач. Ясное дело, что рядом с Териоками село Высокое в Могилевской губернии должно было показаться моему брату Коле чем-то совершенно необыкновенным.

* * * * *

Пухтула гора

За Териоками километрах в 6-8 по прямой линии от берега Финского залива находилась Пухтола гора. Песчаная, заросшая соснами, порядочная (при отсутствии других) гора. К ней была подведена товарная железнодорожная ветка. С одной стороны Пухтолы горы брали песок.

За Териоками в сторону Черной речки на расстоянии меньше километра от берега Финского залива тянется небольшая возвышенность. Может быть, старый берег Финского залива. Возвышенность не очень большая, но все-таки. Мадемуазель так много говорила о своих великолепных горах в Швейцарии. А здесь брат Коля и я – мы показали мадемуазель это возвышение и сказали: вот горы. С нашей точки зрения их можно же было сравнить с какими-то там Альпами. Но мадемуазель отнеслась к нашим горам как-то пренебрежительно. Но мы стали говорить: это, конечно, небольшие горы. А вот поедем на Пухтолу гору – вот там вы увидите уже настоящую гору. И ездили с мадемуазель на Пухтолу гору. Мадемуазель, вероятно, не желая нас обидеть, согласилась, что Пухтола гора – это действительно гора.

В Териоках мы постоянно катались на лодке. С лодки был виден берег Териок, покрытый лесом. Там и были сосредоточены териокские дачи. Но если отъехать на лодке на порядочное расстояние от берега, за лесом видно было, что довольно далеко вырисовывались контуры Пухтола горы.

На самой горе, на одной из сосен, была прикреплена жестяная дощечка с надписью. На ней было сказано, что Петр I с этого места наблюдал за происходившим на Финском заливе сражением между русским флотом и шведским. Были указаны и даты. Потом эта дощечка была сбита и валялась на земле, а затем исчезла.

Ежегодно летом нанимались извозчики на целый день и мы совершали поездку на Пухтолову гору. От нашей дачи до Пухтоловой горы лесом и болотами прямым путем было относительно не так далеко. Но так никто не ходил. А на извозчиках приходилось ехать кружным путем мимо железнодорожной станции Териоки. Получался путь, превышавший в одну сторону 10 километров. Дорога шла по направлению к нынешнему Ильичеву.

Доезжали до Пухтоловой горы. Поднимались на нее. С вершины открывался великолепный вид на окружающие лесные пространства, и, в особенности, на Финский залив. С вершины Кронштадт был виден чуточку лучше сравнительно с тем, что было видно с берега залива.

Какие-то предприниматели приобрели большой участок земли недалеко от Пухтолы горы. Как-то распланировали купленную землю и стали распределять небольшие участки. Место это было исключительно сухим. Образовался небольшой дачный поселок «Пухтола гора». Компания, продававшая участки, рекламировала свое предприятие: продаются участки на выгодных условиях и т. д.

В этой дачной местности «Пухтола гора» поселился какой-то знакомый Дедушки Константина Ивановича Ветвеницкого. Как будто бы он учился с Дедушкой. Дедушка с Колей и со мной как-то раз поехали в гости к этому старому знакомому.

Дача у знакомого была интересно обставлена. Все было сделано своими руками. Столы, сколоченные из простых досок. Скамейки и табуреты вместо стульев. Письменный стол из двух ящиков, поставленных стоймя и перекрытых досками. Ящики, изображавшие тумбочки письменного стола, были затянуты материей.

Самое же интересное – большой чердак, который был целой обсерваторией. Подзорные трубы. Их высовывали в чердачные окошечки. Многочисленные музыкальные инструменты. По-видимому, все это было устроено для сына дедушкиного знакомого. Но там произошла какая-то драма. Как будто бы сын покончил жизнь самоубийством. Все астрономические трубы, инструменты предназначались для него. Но его уже больше не было в живых.

Недалеко от Пухтола горы находилось порядочное по размерам и очень красивое озеро Красавица. На берегу этого озера располагалось именье известных миллионеров-золотопромышленников Сибиряковых. На моей памяти именье это было брошено. Дом был уже снесен. Но сохранились другие остатки прежней роскоши: остатки театра, развалившиеся беседки.

У меня сохранились об этом только смутные впечатления. Но позднее я все это себе представил таким образом. Последний из рода Сибиряковых постригся в монахи в монастыре Новый Афон на Кавказе. Сибиряков построил для этого монастыря очень хорошую церковь. А вот бывшее именье Сибиряковых на берегу озера Красавица и близко от Пухтолы горы осталось в заброшенном виде с жалкими следами прежней роскоши.

Это в какой-то степени подтверждается тем, что заброшенным именьем интересовалась наша няня. Вполне возможно, что она слышала о пострижении в монахи бывшего миллионера.

* * * * *

Николай Иванович Билибин (его племянником был известный художник Билибин) был директором 1-го реального училища на углу 12-й линии и Большого проспекта Васильевского острова. Незадолго перед 1905 годом Н. И. Билибин ушел в основном на пенсию. Но он продолжал работать в Ученом комитете Министерства народного просвещения и состоял председателем педагогического совета женской Покровской гимназии на Большом проспекте Васильевского острова.

1905 год проходил в 1-м реальном училище с большими затруднениями. Ученики устраивали забастовки, занятия прерывались на значительные сроки. Директора, заместившего Н. И. Билибина, перевели директором среднего учебного заведения в провинцию (фамилии его не помню). Новым директором был назначен Волков. Но при нем дела в 1-м реальном училище никак не могли наладиться. Под письменный стол директора подложили бомбу. К счастью, она не взорвалась.

Жена Билибина Варвара Лукинична была фанатично религиозным человеком. Долго у них не было детей, и они очень хотели их иметь. Кто-то узнал об этом и подкинул Билибиным ребенка (мальчика) в корзине с виноградом. Билибины усыновили ребенка. Позднее усыновленный Николай Николаевич Билибин стал преподавателем немецкого языка в 1-м реальном училище, когда директором училища был Папа. У него был хороший голос и он пробовал выступать в опере. Пел демона в Василеостровском театре.

В годы, когда Н. И. Билибин был директором 1-го реального училища, было сооружено два флигеля, расширивших помещение училища. В первом флигеле, выходившем на 12-ю линию, были устроены:  
1) квартира инспектора;  
2) очень большая квартира директора, где Н. И. Билибин и жил;  
и 3) церковь с двумя приделами в честь Александра Невского и в честь Иннокентия Сибирского святителя Иркутского. Во втором флигеле во дворе был устроен очень большой актовый зал училища и столовая для пансионеров.

Я не знаю, кто подсказал, чтобы второй придел церкви 1-го реального училища был посвящен святителю Иннокентию. Но Иннокентий был единственным канонизированным святым из Сибири (Иркутск). И это была единственная церковь в Петербурге, посвященная сибирскому святому. Возможно, что мысль об этом была выдвинута сибирским золотопромышленником Сибиряковым. Во всяком случае, после освящения церкви Сибиряков бывал в ней постоянно. В приделе святителя Иннокентия постоянно служили разные обедни, начинавшиеся в 6 часов утра.

Н. И. Билибин был математиком. Он писал учебники по математике. Внешне он был очень представительным. Высокого роста, с большими седыми бакенбардами. У него потом родилась дочь и, кажется, был еще сын.

В 1907 г. Билибины наняли на лето дачу в Териоках и жили на ней. С собой на дачу Н. И. Билибин взял студента института путей сообщения Николая Николаевича Вылежинского. Н. И. Билибин диктовал ему свой учебник по математике. Билибины были знакомы с Папой и Мамой. Часто заходили к нам на дачу. Мне кажется, что именно здесь и возникла мысль о том, что Папа может стать подходящим директором 1-го реального училища.

Тогда же близко познакомились с Николаем Николаевичем Вылежинским. Его отец был поляком и католиком. Н. Н. Вылежинский был по матери православным и безумно религиозным человеком. Страстно мечтал стать монахом. С Н. Н. Вылежинским установилось близкое знакомство. Особенно он был близок с Колей. И с этого времени Н. Н. Вылежинский оказывал очень сильное влияние на Колю в религиозном отношении.

* * * * *

В Териоках у нас была лодка, выкрашенная в красный цвет. Лодка служила уже много лет. Папа решил, что ее благоразумнее заменить новой. Появился мастер финн, который жил где-то в глубине за Териоками. Он слушал заказ Папы и записывал желательные размеры лодки. Через значительный промежуток времени мастер привез готовую новую, но еще не окрашенную лодку. Папа принялся сам за ее шпаклевку и окраску. Красил суриком. Лодка получилась ярко-красная. Но Папа добился того, что лодка совершенно не протекала.

Часть забора (забор палочками), окружавшего наш участок, пришла в ветхость. Палочки забора были выкрашены в темно-красный цвет. Восстановленную часть забора папа выкрасил остатками сурика от лодки. Получился ярко-красный кусочек забора. Один священник говорил Дедушке: все-таки подозрительно пристрастие мужа вашей дочери к красному цвету – и лодка такая красная и забор.

Зимой лодка лежала у нас в сарае. С наступлением лета ее отвозили и спускали в Финский залив. За лодкой на берегу моря смотрели финны Кариолайнены, у которых была дача на берегу моря. Кроме того, Кариолайнены были рыбаками и на берегу моря они развешивали свои сети для просушки. Сети развешивались на специальных палках с острыми деревянными крючочками.

На лодке греб Папа. А Коля и я просто сидели. Затем грести стал также Коля. Я стал грести в 1916-1917 годах. С лодки мы по утрам с Папой плавали купаться. Доплывали до мелкого песчаного места. Бросали якорь и затем выпрыгивали из лодки. Выбираться обратно в лодку было гораздо сложнее. Но и это приучивались преодолевать.

На лодке перед вечером просто катались вдоль берега. Изумительно красивыми были краски на море при заходе солнца.

На Черной речке (Ваммельсу), немного выше по речке за дачей Леонида Андреева, жили наши отдаленные родственники Положинцевы. Сам Положинцев был священником Покровской церкви в Петербурге (теперь площадь Тургенева). Положинцевым на берегу Черной речки принадлежал большой участок земли (десятин 10). На самом берегу у них была очень хорошая дача. Потом в глубине своего участка Положинцевы построили еще две небольших дачи. Они собирались их сдавать, но основная дача сгорела зимой. После этого Положинцевы жили летом в одной из небольших дач.

Раза два летом мы ездили к Положинцевым. Семья их состояла из самого священника, его жены, трех сыновей и младшей дочери. У них была лодка. На ней они спускались в Финский залив по Черной речке. Но гребли там только сыновья (они были немного старше меня), а сам Положинцев сидел на руле. Они при плавании на лодке пользовались еще парусом. Любопытно то, что со временем все три сына Положинцева кончили Морской корпус и стали военными моряками. Не оказало ли здесь влияние их плавание на лодке по Черной речке?

Папа придумал так, что мы, т. е. Папа, Коля и я – мы будем ездить к Положинцевым на лодке. А Дедушка и Мама на извозчике. Плыли мы сперва по Финскому заливу, затем входили в Черную речку и добирались до дачи Положинцевых.

Все это было очень интересно. По дороге купались в Финском заливе. Особенное впечатление оставалось от плавания по непривычной Черной речке, окруженной зелеными лесными берегами. При этом подниматься по речке было довольно трудно. Иногда приходилось отталкиваться веслом. День проводили у Положинцевых. А к вечеру снова отправлялись на лодке домой.

Раз проехали обратно по Черной речке, выбрались в Финский залив. А на море за день поднялось волнение. Папа только с большим трудом догреб до места нашего причала. Когда я лег после этого в кровать – меня порядочно качало.

* * * * *

Наша жизнь шла приблизительно по такому расписанию. В первых числах июня мы переезжали из Гатчины на дачу в Териоки. Папа уезжал с дачи в середине августа. Начинался ремонт в здании реального училища. Дедушка и тетя Аня уезжали в Петербург около 1-го сентября. Мы (дети с Мамой) оставались в Териоках дольше других. Уезжали чаще всего (сперва в Гатчину, а потом в Петербург) после дня Веры, Надежды, Любови. Мама старалась избегать лишнего приема гостей.

В Териоках с началом сентября становилось холодно и темно по вечерам. Начинали топить печи. Дача была летняя. В каком-то году ночью началась сильная буря. Несколько больших сосен в саду было вырвано с корнем. Падали они не сразу. Деревья раскачивались ветром и корни постепенно подрывались. Дерево наклонялось все больше и больше и наконец ложилось на ветки соседних деревьев. Финский залив в ту ночь и в тот день бушевал. Размывал непрочные сооружения «морской дорожки». Волны с пеной несли какие-то обломки досок. В ту ночь была размыта узкоколейная железная дорога в Сестрорецк где-то возле Лахты.

Здание рынка на Рыночной пл. Выборга

Иматра

Сайменский канал

Ежегодно ближе к осени из Териок совершалась поездка в Выборг. В какой-то степени попадали в новый, особый мир. На улицах слышалась преимущественно финская речь. Город, изрезанный водой. Эспланады необыкновенной чистоты с корзинками для мусора. У нас они появились только после 1917 г. Финны подтянутые. Разговаривают с русскими неохотно. Иногда на заданный вопрос отвечают: я не говорю по-русски. Меняли русские деньги на финские марки в финском банке «Kaupa banki». Какое прелестное помещение. Может быть, и в Петербурге были такие же помещения банков, но я их увидел позднее. В Выборге поражала в особенности чистота. Памятники старины: крепости, круглое старинное здание на площади возле рынка. Очень хорошее, недавно построенное здание рынка. Порт с пароходами, которые видно, как на ладони.

В 1907 г. сговорились вместе совершить поездку на Иматру. Это было мое первое путешествие, выходившее за обычные привычные границы. В состав ехавших входили: Папа, Дедушка, Мама, Коля и я. И со стороны Положинцевых все их семейство в количестве 6 человек.

Незадолго до Выборга начинают встречаться гранитные валуны, покрытые мхом и растущими на них соснами. Мне кажется, что тогда их было больше сравнительно с нашим временем. Вполне возможно. Часть валунов могли увезти для какого-либо строительства.

Затем завтраки в железнодорожных буфетах, которые начинаются от Выборга. Вы входите в буфет, платите одну марку (37 1/2 копейки). На столе, на чистой скатерти разложены нарезанный хлеб и булка, киске брот и куверт брот, масло, разные закуски – нарезанные сыр, колбаса, сардинки. Разложены вилки, ножи, стоят стопки чистых тарелок. Можно налить себе стакан чаю. Каждый берет себе столько, сколько ему нужно и по своему вкусу. Никаких ограничений, но очень многого и не съесть во время 10–15 минутной остановки поезда.

Потом поехали дальше за Выборг – неведомая территория. В одном месте железная дорога была проложена между высеченными гранитными стенами. Своего рода гранитный коридор.

Наконец добрались до станции Иматра. Остановились и устроились в деревянной гостинице. Спросили – как идти смотреть на Иматру. Посоветовали идти на шум водопада. По шуму можно всегда дойти.

Подошли к мосту. А под ним отчаянный шум и внизу белая, белая пена. Перед каскадом была устроена очень большая электрическая станция. Небольшое количество воды было отведено в прорытый канал.

Когда мы пришли – было темно. На самом мосту был установлен электрический прожектор, который освещал каскад. Перед светом прожектора от времени до времени ставили цветные стекла: красный, синий, зеленый. Белая пена каскада принимала различные цветные оттенки.

Весь следующий день ходили по дорожкам каскада (с двух сторон). Народу было очень мало. Рядом с каскадом находилось здание роскошной каменной гостиницы, построенной в северном стиле. На крыше было установлено жестяное вырезанное изображение кошки.

Вода, ударяющаяся о камни, несущаяся с ревом, перепрыгивая через камни. Шум такой, что он становится утомительным. Брызги летят во все стороны. Красиво смотреть сверху с моста. Но еще интереснее ходить по дорожке рядом с каскадом. Оказываешься как бы почти в самом каскаде.

Потом надо было двигаться дальше. Решено было нанять извозчиков. По дороге посмотреть на Малую Иматру (Walenkoski) и ехать примерно 15 верст к Сайменскому каналу. Там пересесть на пароход и по шлюзам спуститься до Выборга.

Малая Иматра, несколько менее величественная сравнительно с самой Иматрой, была также очень хороша. Так же налетающая на камни вода с пеной, высоко отскакивающая от камней, отбрасываемая камнями.

Потом до Сайменского канала ехали очень долго. Пересели на пароход. И начался спуск по многочисленным шлюзам. Иногда было несколько шлюзов, расположенных рядом. Два, три, четыре. Пароход вводился в шлюз и он начинал опускаться все ниже и ниже. Открывались ворота шлюза и шли дальше. Возле населенных мест пароход причаливал к пристани. Везли почту. Поэтому местные жители с нетерпением ждали прихода парохода. Выносили с парохода мешок с письмами. Тут же на берегу его раскрывали и распределяли между ожидавшими письма. Те разглядывали надписи на конверте и принимались читать. Тут ведь интересно то, что эти населенные места были далеко от железной дороги. Связь с внешним миром поддерживалась главным образом при помощи парохода.

В Выборг прибыли поздно. Пошли разыскивать комнаты в гостиницах. Но всюду, как только нас увидят, резко отвечали: нет мест, нет мест. Это показалось подозрительным. Два православных священника. Сразу видно, что русские. Их не хотят впускать в гостиницу. Решили разделиться на две партии: Мама, жена Положинцева, девочка Положинцевых и я. При входе в гостиницу или пансионат говорить только по-немецки. А другой партии продолжать поиски, как и прежде.

И действительно, в первом же пансионате, в который мы обратились, с извинениями сказали, что, к сожалению, свободной осталась только одна комната, которую мы и заняли. Вторая партия ночевала в какой-то весьма второразрядной гостинице.

На следующий день Папа, Положинцев, его сыновья, Коля и я получили разрешение подняться на башню Выборгской крепости. Начали подниматься. Подъем мне совершенно не казался страшным. Но мне было 7 лет. А в этом возрасте совершенно не боишься высоты. Сыновья Положинцева, Коля и я шли впереди. Сам Положинцев с Папой несколько отстали. Надо сказать, что лестница внутри башни идет винтом вдоль стен. А рядом с лестницей огромное пустое пространство в центре башни.

Таким образом поднимались. Вдруг Папа нас нагнал и говорит: вы спокойно поднимайтесь выше и ждите меня. Я приду, а Положинцеву лучше спуститься, его пугает лестница.

Оказывается, Положинцев поднялся на значительную высоту. Посмотрел вниз. Пришел в ужас. Сел на ступеньку лестницы и сказал Папе, что он не может ни подниматься ни спускаться. Папа побежал нас предупредить. Потом спустился и повелительно сказал Положинцеву: руку, встать. И за руку довел его вниз.

С башни Выборгской крепости открывался широкий вид на Выборг и на Финский залив. Все это мы рассматривали с большим вниманием и интересом.

Лет 10 тому назад я ездил с моей дочерью в Выборг. Решили подняться на башню Выборгской крепости. И я зачем-то полез. Подъем еще ничего, а спускаться мне было страшновато. Я старался только смотреть не вниз, а на расположенную вдоль лестницы стену.

* * * * *

Леонид Андреев на моторной лодке "Савва" на Черной речке ниже по течению своего дома. Фото Л. Андреева, 1910 г.

Леонид Андреев. За столом (кресло сейчас находится в музее Л. Андреева в г.Орел). Фото Л. Андреева, середина мая 1910 г.

Леонид Андреев на фоне своей картины, сюжет которой навеян офортами Ф.Гойи. Ваммельсуу, 1910-е гг. Фотография Л.Н. Андреева для стереоскопа

3D-реконструкция дачи Л. Андреева в Ваммельсуу выполнена студенткой СПбИТМО Марией Одинцовой под руководством преподавателя кафедры графических технологий О. Б. Ушаковой. Июнь 2016 г.

Когда мы ездили на лодке к Положинцевым по Черной речке, мы проезжали мимо дачи Леонида Андреева. С лодки самой дачи не было видно. Возле речки стояла красная будка, чтобы раздеваться перед купаньем. Возле этой будки я видел Леонида Андреева в черной косоворотке.

В 1917 г. к нам на дачу в Териоки в начале лета приехал на несколько дней мой двоюродный брат Коля Крымский (сын священника из Самарканда, женатого на папиной сестре). Он учился в Политехническом институте в Петрограде. Я усиленно показывал Коле Крымскому различные достопримечательности в Териоках.

Мы решили пойти посмотреть на дачу Леонида Андреева. Погода была превосходная. Шли долго, но устали очень мало.

Вообще у Леонида Андреева поражали его разные увлечения. Была моторная лодка, которая стояла у его дачи на Черной речке. Моторная лодка была продана и заменена яхтой, которая стояла на Финском заливе. В какое-то время появился автомобиль. Говорили еще, что дача Леонида Андреева была заложена.

Немного раньше 1917 г. Леонид Андреев связался с очень интересной и пользовавшейся успехом газетой «Русская воля». Редакторами газеты были приглашены профессор Гредескул и ректор Петроградского университета Эрвин Давидович Гримм. В газете участвовал Амфитеатров. Леонид Андреев играл в ней очень значительную роль. Но газета оказалась весьма подозрительной: ею управлял также весьма подозрительный министр внутренних дел Протопопов.

В «Вечернем времени» Бориса Суворина писали: «Гредескул, о Гредескул, не жалеете вы скул. Ну а вы, профессор Гримм, пожалели бы свой грим». Кажется, в том же «Вечернем времени» про Протопопова говорилось: «Русь что ни день меняет няньку, предавшись горькому посту: В лицо скорей узнаешь ваньку, чем протопопа на посту».

Итак, Коля Крымский и я – мы подошли к даче Леонида Андреева. Решили рискнуть. Открыли калитку и пошли по направлению к даче. Дача была грандиозной, в северном стиле. Строил ее известный архитектор – брат жены Леонида Андреева. Сруб сложен из больших, слегка обструганных бревен. Широкие белые наличники окружали окна. С одной стороны возвышалась бревенчатая башня, производившая несколько мрачное впечатление. Крыша была черепичной. Высота дачи – два этажа.

У дачи нас встретила немолодая дама – мать Леонида Андреева. Мы сказали, что хотели бы осмотреть дачу. Старушка ответила – это можно. К ее сыну приехал профессор Гредескул советоваться по делам газеты. Но они сейчас пошли гулять, а в это время она и покажет дачу. На расстоянии мы увидели двух удалявшихся людей в накидках.

Вошли в дачу. Сбоку был стеклянный балкон. В первом этаже – холл. В него со второго этажа спускалась широкая открытая лестница. Можно было себе представить: пришли посетители. Леонид Андреев торжественно спускается к ним по лестнице в бархатной куртке из своего кабинета во втором этаже.

Главным украшением холла была большая картина Рериха: каркающие вороны. Очень лиричная.

Поднялись во второй этаж. Самое интересное. Громадный, необычайно большой кабинет Леонида Андреева. В виде буквы Г. Необыкновенное освещение. В ножке буквы Г окна расположены от самого пола и поднимаются на небольшую высоту. Все в этой ножке Г окутано таинственным полумраком.

Леонид Андреев хорошо рисовал. Сразу при входе в его кабинете находился написанный им портрет Льва Толстого. Больной Толстой лежит на кровати и на подушках. Портрет производил очень сильное впечатление. Он задергивался куском материи на колечках.

По всей комнате были расставлены тяжелые кресла в готическом стиле. На стене против низких окон висели два громадных панно, одноцветные линии на сером фоне. Это были нарисованные Леонидом Андреевым копии рисунков Гойи. Черт, пишущий рукопись, и два черта, стригущие когти на ногах. Надо согласиться, что эти панно производили также сильное впечатление.

Верхушка буквы Г была светлее. Она освещалась окном в самом конце буквы Г. Эта часть кабинета была перегорожена большим письменным столом Леонида Андреева. По стенам здесь стояли большие шкафы со стеклянными дверцами. В них хранилась личная библиотека Леонида Андреева.

Затем осматривали еще расположенную рядом с кабинетом ремингтонную комнату. В ней шла переписка на машинке произведений Леонида Андреева.

Осматривали еще большую гимнастическую комнату, с кольцами, трапециями. Мать Леонида Андреева говорила, что гимнастические приспособления предназначались главным образом для сына Леонида Андреева.

Через какой-то промежуток времени мы были у Положинцевых. Под влиянием моих рассказов об осмотре дачи Леонида Андреева решили попытаться ее осмотреть еще раз. На двух лодках приплыли к территории Леонида Андреева. Начали подниматься к даче. У стены дачи, облокотившись на нее, стоял немолодой человек с бородкой с проседью. Папа сказал мне: смотри, смотри, это ведь Репин. Действительно, это был Илья Ефимович Репин.

Кто-то пошел спрашивать – нельзя ли осмотреть дачу. Сказали, что у них гости и поэтому показывать дачу неудобно. На стеклянном балконе жена Леонида Андреева кормила в это время несколько небольших детей.

Дача Леонида Андреева не сохранилась, была разобрана. Но она была большой Поэтому остатки каменного фундамента несомненно можно разыскать. Мне при осмотре дачи приходила такая мысль в голову: в ней жили зимой. Какое количество дров требовалось для того, чтобы ее отопить?

На Литейном проспекте в первые годы после 1917 г. в каком-то торжественном кресле сидел чистильщик сапог. Он говорил, что сидит в кресле Леонида Андреева. Это кресло могло бы вполне быть из числа готических кресел из кабинета писателя на Черной речке. Но после 1917 г. дача Леонида Андреева оказалась в Финляндии за границей. Поэтому трудно предположить, что какая-либо мебель могла бы быть доставлена вскоре после 1917 г. в Петроград.

* * * * *

Мой Дедушка Константин Иванович Ветвеницкий был женат на дочери священника Солярского. Солярский был священником в церкви Петербургского университета и преподавал богословие в университете, был автором большого труда: четырехтомного библейского словаря. Сочинение, доказывающее очень большую эрудицию его автора. В нем цитируется множество текстов на древнееврейском и древнегреческом языках. Кроме того, Солярский был еще автором ряда богословских сочинений и статей. Они перечислены в одном из томов библиографии Языкова.

Мама помнила, что ее возили на квартиру к Солярским в главном здании Петербургского университета. Квартира находилась в первом этаже. Маму выпускали в окно и она гуляла по саду университета, который и до сих пор окружен прочной железной решеткой и, собственно, ни для кого не доступен, если не выходить в сад из окон первого этажа университета.

У Дедушки на квартире на Надеждинской улице в столовой висели портреты масляными красками самого Солярского и его жены. Моих Прадедушки и Прабабушки. Портрет Прабабушки (очень неплохой) сохранился. Он висит в Тучковом переулке в комнате Пети и Кости. (Внуки К. И. Шафрановского – прим. сост.) Кроме того, у Дедушки на Надеждинской улице в столовой висела еще большая фотография Солярского. У него был наперсный крест на георгиевской ленте, полученный за Севастопольскую кампанию.

У Солярского были сын Федор и дочь Ольга. Дочь Ольга была женой моего Дедушки Константина Ивановича Ветвеницкого – моя Бабушка с маминой стороны. Она умерла в Териоках на даче в 1901 г.

Младшая сестра Дедушки К. И. Ветвеницкого Анна Ивановна Ветвеницкая (тетя Аня) была человеком одиноким. Тетя Аня жила в небольшой квартирке в доме Annen Schule на Кирочной улице.

Много лет подряд у тети Ани жила ее верная горничная и кухарка Марфуша. С наступлением лета тетя Аня переезжала в Териоки на дачу Дедушки и вела там хозяйство. На даче дедушкина кухарка и его единственная прислуга объединялись с Марфушей и кормили Дедушку и тетю Аню, убирали комнаты на даче.

Тетя Аня очень часто разговаривала с моим старшим братом Колей и со мной. Угощала нас леденцами. Но в особенности много общих интересов было у тети Ани и у Коли. Но не в области религиозных вопросов, которые так волновали Колю. Тетя Аня рассказывала ему о дедушкиных родных, о Ветвеницких, и очень жаль, что я мало прислушивался к этим рассказам.

Она была знакома с сыном Н. Г. Чернышевского, составителем его подробной библиографии. Сын Н. Г. Чернышевского от времени до времени просил тетю Аню сохранить в течение какого-то срока различные рукописи. Тетя Аня не хотела обижать сына Н. Г. Чернышевского и хранила у себя рукописи. Но потом говорила, что всегда очень боялась за возможные неприятные последствия.

Для Annen Schule, которое расширялось, понадобилась квартира тети Ани. Это происходило года за три до 1917 г. Главным образом по инициативе Коли для тети Ани наняли квартиру на 15-й линии Васильевского острова между Большим проспектом и Средним. Квартира находилась в новом доме, принадлежавшем лютеранской немецкой организации. Говорили, что как будто бы дочь православного священника, а без немцев никак не могут обойтись. В новой квартире у тети Ани было четыре небольших комнаты. Но квартира в новом доме была сыровата. Ее приходилось усиленно сушить и обогревать какими-то переносными печками, согревавшимися как будто бы углями. Это помимо общего нормального центрального отопления.

Коля-то рассчитывал, что он будет часто заходить к тете Ане. Мы жили на 12-й линии, квартира тети Ани находилась на 15-й. Но Коля умер в 1916 г. от белокровия (лейкемии). Очень скоро после этого умерла и тетя Аня. Ее письменный столик стоит до сих пор у моей дочери на Тучковом переулке. И у нее же находится старинная розовая с золотом фарфоровая чернильница с подбитой песочницей и без крышки. Это хороший фарфор, может быть, даже второй половины XVIII в. Тетя Аня похоронена на Шуваловском кладбище.

* * * * *

Иоанн Кронштадтский бывал на даче в Териоках у моего дедушки, но не на моей памяти. Мама рассказывала, что в последние приезды Иоанна Кронштадтского в Териоки он шел, все время окруженный почитателями. Каждый старался ему услужить. Один нес его галоши, другой палку.

Дядя Ваня (Иван Иванович Ветвеницкий) был младшим среди дедушкиных братьев. Его, как младшего, в детстве баловали и усиленно подкармливали. Он очень растолстел. Избрал военную карьеру. Говорили, что тут сыграло роль также баловство. Военным приходилось меньше учиться.

Военные генералы обычно не ездили в петербургских трамваях. А дядя Ваня приезжий, служил в Вильно (Вильнюс). Сел в трамвай, поехал. Встал, пошел к выходу. А кто-то говорит: один генерал ушел, а места на семерых освободил. Последнее место, которое занимал дядя Ваня до первой мировой войны – начальник Виленского военного округа. Он был генералом. Участвовал в первой мировой войне. Ему специально подыскивали такую верховую лошадь, которая могла бы носить такого толстого генерала. Ему трудно было наклоняться и он подносил тарелку с супом к груди, когда ел (повыше над столом). Во время войны дядя Ваня приглашался в ставку главнокомандующего Николая II на обед. После 1917 г. дядя Ваня как-то бежал за границу, говорили, через Кавказ. Бежал вместе с сестрой милосердия и оказался в числе наших эмигрантов в Париже. Там он занимался тем, что наклеивал на газеты ярлычки с адресами, которые ему доставляли на дом. Дядя Ваня был женат на Дрябиной, дочери владельцев оптовой торговли материями внутри Гостиного двора. Дрябины были богатыми. В виде приданого дядя Ваня получил дом на Тучковом переулке. Говорили, что Дрябины обещали больше, но надули. Дом этот дядя Ваня с молодой женой сразу продали. А на вырученные деньги много ездили по курортам Кавказа и Крыма. На курорте жена дяди Вани (в ванне) заразилась страшной неизлечимой экземой. Она умерла больным человеком около 1919 г.

В каком-то году дядя Ваня в разговоре с моим Папой непочтительно отозвался о педагогах и педагогической деятельности. Папа обиделся и несколько лет они старались не встречаться. В 1912 г. мы летом поехали в Кисловодск. Известно было, что в Кисловодск собирался приехать и дядя Ваня лечиться от толщины. Гадали и думали, как сложатся взаимоотношения между Папой и дядей Ваней. Но дядя Ваня пришел в Кисловодске к нам первым. И мир между Папой и дядей Ваней, во всяком случае внешне, был восстановлен.

* * * * *

Променад-аллея вдоль берега моря в Терийоки, в районе участка Дрябина. Фото М. Г. Никитина, начало 1910-х гг.

Дрябины жили в Петербурге на Фонтанке. Дом приблизительно № 130. Это был своеобразный особняк, который мог служить образцом чисто купеческого особняка. Дрябины были старообрядцами. Они старались избегать лишних сношений с кем бы то ни было. [Иван Егорович Дрябин, потомственный почетный гражданин, владелец огромного доходного дома на Невском пр. 111/26/3, выходящего сразу на 3 улицы, а также дома на Фонтанке 130/2. Его дед Никита Васильевич Дрябин (1760-1841 СПб Громовское старообр.кл.), купец 2-й гильдии, один из основателей общины старообрядцев-"поповцев" в СПб и «спонсоров» "Белокриницкого согласия" в старообрядчестве, сооснователь вместе с купцом Громовым старообрядческого Громовского кл., на котором оба и покоятся с семьями. Крупный торговец мануфактурным товаром, передал дело сыновьям, которые основали торговую фирму "Братья Илия и Егор Дрябины", позже "Бр.Дрябины" по торговле бумажным и шерстяным товаром в Гостином дворе и др. Всего у бр. Дрябиных было около 12 лавок и складов и около 5 доходных домов. Братья спустя некоторое время разделили дело, Илья Никитич Дрябин (1804-1862 СПб Громовское старообр.кл.) как старший брат получил и оставил своим сыновьям большую часть мануфактурного "дела" - фирму "Бр.Дрябины", а младший, Егор Никитич Дрябин (1807-1874 СПб Громовское старообр.кл.) получил меньшую часть торговли и доходные дома. Сын Андрей Егорович Дрябин (1869-1901 СПб кл.Новодевичьего.мон.) и дочь Любовь получили «торговлю», другой сын, терийокский дачник Иван Егорович, стал домовладельцем. Жена Ивана Егоровича - Елена Акимовна, дочь Софья Ивановна.].

В Териоках на берегу моря у Дрябиных было две очень хороших дачи [Участок Дрябиных 3-25, соседний участок 3-22 занимала Серафима Егоровна Зимина, коллега Дрябина по мануфактурными делам. См. на карте. Сейчас это участки лодочного кооператива аккурат по обе стороны от пролома в подпорной стенке]. На одной даче жила старушка мать Дрябина. На другой даче жил Дрябин с женой. Богатство Дрябиных подчеркивалось тем, что во дворе возле дач разводились индюки, индюшки, петухи, куры. Перед каждой дачей на берегу моря проходила общая, так называемая «морская дорожка». На ней на берегу моря перед дачами Дрябина, так же как перед другими дачами на берегу моря, стояли скамейки. На одной из скамеечек по вечерам отдельно сидела мать Дрябина и отдельно на другой скамеечке сидел сам Дрябин с женой. Мы, проходя мимо них, кланялись. А Дедушка присаживался к ним и разговаривал. Он умел поддерживать сношения с очень многими.

По вечерам, еще до наступления темноты, мы выходили прогуляться по «морской дорожке». Доходили иногда до курзала. Там же находился яхт-клуб, где была построена специальная гавань, окруженная бетонными стенами, чтобы предохранять яхты и несколько моторных лодок от волн.

Владелец магазина материй Дрябин умер скоро после 1917 г. Жена же его прожила еще несколько лет. Говорили, что она нищенствовала. А после ее смерти у нее нашли очень большое количество царских бумажных денег, утративших какую-либо ценность.

* * * * *

25 июля старого стиля день моего рождения. В Териоках няня вынесла меня на руках в сад. Велела закрыть глаза. Потом, отойдя от дачи, сказала, что надо их открыть. Я увидел, что балкон дачи был украшен бумажными (китайскими) фонариками со свечами, зажигавшимися вечером, и бумажными флажками. Мне исполнилось пять лет.

Недели через две произошло событие, которое внесло значительную перемену в мою жизнь. У нас на даче поселилась приехавшая из Швейцарии mademoiselle Beine Janre. Я не побеспокоился и не расспрашивал – кто она, зачем она существует? По-русски она не говорила ни слова. До этого я полностью находился в ведении няни и вместе с братом Колей гулял и играл. Теперь эти функции перешли к мадемуазель по отношению ко мне. Как я с ней объяснялся в первое время – я не представляю себе. Она стала меня называть Котика. Так я себя называл. Собственно, мадемуазель меня ничему не учила. Но я вынужден был общаться с ней. Через два-три месяца я начал отлично объясняться по-французски. Говорил я по-французски превосходно с отличным произношением. Не хуже, чем по-русски. Мало того, лет до 9-ти я и думал по-французски. Этому, конечно, содействовало и то, что и мама хорошо говорила по-французски и по-французски разговаривала с мадемуазель.

С 9 лет перешли с французского на мое обучение немецкому языку. Мой французский язык (разговорный) начал постепенно в какой-то степени забываться, отходить на второй план. Вероятно, из-за отсутствия практики. Со временем мне стало трудно говорить по-французски. Я подыскивал слова. Но до сих пор мне совершенно все равно – читать ли русскую или французскую книгу по беллетристике. Через много лет я жалел – почему я практически никогда не воспользовался своим знанием французского языка. Но один серьезный недостаток у меня был. Я хорошо не знал французской грамматики, писать по-настоящему грамотно по-французски не умел.

Каким образом у нас в доме оказалась швейцарка немного старше 20 лет mademoiselle Aline Janre (из французской Швейцарии)? В Петербург переселился из Швейцарии (очевидно, в последние годы XIX в.) из небольшого городка Шо-де-Фон месье Marcel Fawr. В России Marcel Fawr успешно занялся преподаванием французского языка. Это был высокий красивый человек с закрученными усиками. Он давал уроки в школах и частным образом. Вскоре он покорил сердце одной из своих учениц, которой давал частные уроки. Женился на ней и получил денежное приданое. На полученные деньги месье Фавр купил в Териоках участок земли (около десятины). Построил на нем четыре не очень больших, но в общем хороших дачи с верандами. На одной из дач он жил летом сам с семьей. У него было три сына. Три дачи он сдавал на лето. Возможно, что мама знала месье Фавра по гимназии княгини Оболенской, где училась сама. Но потом он преподавал в средних учебных заведениях, где платили повышенную плату: Annen Schuie, Елизаветинский женский институт Ведомства учреждений императрицы Марии. [В архиве нашего сайта имеется открытка, отправленная в 1904 г. на виллу Марселя Фавра в Терийоки. В описании этой открытки дана краткая справка о М. Фавре и его семье. Участок Фавра располагался менее чем в полукилометре от дачи Ветневицких, на карте Терийок 1902 г. это участок 124.]

Вот к этому-то месье Фавру Мама и обратилась с просьбой, чтобы он написал в Швейцарию и там подыскал бы подходящую для нас мадемуазель. Плата 25 рублей в месяц, отдельная комната, полное питание, обучение французскому языку.

Трудно представить, как пробиралась к нам из своего Шо-де-Фон mademoiselle Aline Janre со знанием одного французского языка. Пересадка в Берлине, пересадка в Петербурге, наконец, финский извозчик в Териоках.

Мадемуазель Aline Janre с несколькими тоненькими серебряными браслетиками на руке. Потом они были заменены более массивным золотым браслетом, подаренным Мамой. Она кончила в Швейцарии нормальную школу, где ее били линейкой по ладоням, но добивались блестящих результатов. Она вполне грамотно писала очень хорошим почерком с разрешенными украшениями некоторых букв. Например, с удлиненной второй палочкой буквы М. В дальнейшем мне пришлось убедиться, что все кончившие нормальную школу в Швейцарии писали совершенно одинаковым хорошим косым почерком и делали одинаковые украшения некоторых букв.

У мадемуазель с собой из Швейцарии был привезен маленький Ларусс. Когда она чего-нибудь не знала – она шла к себе в комнату. Возвращалась и сообщала: Наполеон был президентом Франции с такого-то по такой-то год. Иногда по наведенной справке она рассказывала какой-нибудь анекдот о жизни какого-нибудь мифологического героя, Александра Великого. Ларусс (маленький), как известно, никогда не подводит и дает сведения о всех сколько-нибудь известных вопросах.

В Россию мадемуазель приехала с коротенькой кофточкой на вате, которую рассчитывала носить зимой. Перед наступлением первой зимы у нас Мама предложила ей носить свое старое длинное пальто. Мадемуазель гордо отвергла это предложение. Пальто действительно было немодным, но когда наступили настоящие зимние морозы – мадемуазель стала носить пальто как ни в чем не бывало.

При приобретении каких-либо вещей мадемуазель любила повторять: мало-по-малу птичка вьет себе свое гнездышко (petit a petit l uisedu fait son nid). Она собирала фольгу (серебряные бумажки, как мы называли) от шоколадных конфет и посылала в Швейцарию. Там за какое-то количество граммов фольги давали плитку шоколада. Собирала также старые неписанные перья и посылала их в Швейцарию для бедных детей. Мадемуазель Aline Janre прожила у нас три года. Ее мечтой было возвращение в Швейцарию и выход замуж. А здесь в России она старалась накопить какую-либо сумму денег. Собранные деньги она хранила в петербургском отделении французского банка «Лионский кредит». Действительно, мадемуазель Aline Janre благополучно вернулась в Швейцарию.

Второй раз, учитывая удачный опыт, Мама обратилась с такой же просьбой к месье Марселю Фавру в 1914 г. Снова из того же Шо-де-Фон, с улиц которого видны горы, покрытые снегом, la Suisse bella появилась мадемуазель Marynerite Piton. Фамилия была страшной. Но снова приятная внешность, такая же законченная нормальная школа, маленький Ларусс (более позднего издания). Но мадемуазель Piton оставила в Швейцарии реально существовавшего жениха, который должен был ее дожидаться. Мадемуазель Piton должна была обучать французскому языку преимущественно моего младшего брата Ларочку. Она приехала в Россию приблизительно за месяц-полтора до начала первой мировой войны.

Мадемуазель Piton проезжала через Берлин и видела необыкновенную вспыхивавшую электрическую рекламу. Технические достижения Берлина вместе с другими успехами Западной Европы и Швейцарии противопоставлялись ею отсталости России.

После приезда мадемуазель Piton пообедали и решили пойти к месье Фавру, дачи были недалеко. Мадемуазель Piton спросила: а месье Фавр что же, также живет в полном лесу? Она, правда, проехала на извозчике в Петербурге от вокзала к вокзалу, но, вероятно, была занята вопросом – как бы добраться до места назначения и мало обращала внимания на окружающую обстановку города. В Териоках же она была поражена высокими соснами в садиках возле дач. Она полагала, вероятно, что попала к лесным жителям, отставшим на много столетий от городов Западной Европы. Это подтверждалось деревянными домами из бревен, а не каменными. Конечно, это русские дикари, не освоившие еще культуры Запада. Но тут же вполне культурный мосье Фавр из Швейцарии – неужели и он дошел до жизни в первобытном лесу?

Пришли к месье Фавру. Мадемуазель Piton передала многочисленные приветы от родных из Швейцарии и подарки: куски материи и, едва ли не главное, колбаса из осла, которой месье Фавр обрадовался каким-то особенным образом.

У Коли в комнате висело в углу несколько икон. Привезенные кем-то подарки с Валаама, из Тихвина. Надо сказать, что по одной иконе висело в каждой комнате. Не вешали икону только в комнату мадемуазель. Глядя на иконы у Коли, мадемуазель спросила: – это кто же des portes Sorenrs (?) Коля и я объяснили, что это иконы. Мадемуазель была крайне поражена. Это вот они эти самые русские иконы?

Дедушка летом и дома ходил в сером подряснике. Мадемуазель, очевидно, воспринимала эту одежду в качестве какого-то халата, который носил старик. Коля сказал, что дедушка священник, пользующийся большой известностью – мадемуазель была также крайне поражена: un pretre russe, un pretre russe.

Жених мадемуазель Piton в Швейцарии был владельцем какого-то полиграфического заведения. Может быть, типографии. Поэтому мадемуазель имела какое-то представление о полиграфическом деле. О расположении текста на титульном листе и т. п.

После приезда в Россию мадемуазель Piton стала получать выписанный ею еще в Швейцарии французский журнал «Illustration». Коля и я – мы с громадным интересом рассматривали картинки этого журнала, откликавшиеся на главнейшие политические события в мировом масштабе. Но было получено всего 2–3 номера. Началась первая мировая война. Мадемуазель Piton получила письмо из Швейцарии и уверенно и спокойно заявила, что Швейцария остается нейтральной (la Suisse rostru neuter). Она не поднимала какого-либо вопроса об отъезде в Швейцарию.

Мадемуазель Piton прожила у нас до осени 1917 г. Потом перешла к каким-то немцам, жившим в Териоках. Они не собирались возвращаться в Петроград. Она рассчитывала, что так ей будет проще вернуться в Швейцарию. По-видимому, она и достигла этой намеченной цели.

Месье Марселя Фавра я видел в последний раз поздней осенью 1918 г. Начинались сильные затруднения с обеспечением Петрограда продовольствием. На 1-й линии Васильевского острова помещалось не то посольство, не то консульство Швейцарии. Я этого никак не мог разобрать. Во всяком случае, там до 1917 г. по праздникам вывешивался швейцарский флаг – красный с белым крестом.

Какие-то функции это посольство или консульство продолжало выполнять еще и в 1918 г. У этого дома я и встретил месье Фавра. Он несколько раз повторил: надо уезжать, надо уезжать. По-видимому, он хлопотал о получении паспорта для выезда в Швейцарию.

* * * * *

На улице Гоголя в полуподвальном помещении находился небольшой книжный магазин немецкого владельца Grote. Магазин был расположен внизу в доме, где во втором этаже помещалась контора и книжный магазин А. Ф. Маркса с его знаменитой «Нивой» с приложениями.

Дедушка К. И. Ветвеницкий был знаком с Grote – владельцем книжного магазина.Grote снабжал Дедушку немецкой заграничной богословской литературой. Главным образом в связи с успешно развивавшимися в Германии рационалистическими сектами.

Между тем подходило время, когда можно было начать обучение немецкому языку моего брата Ларочки, который был моложе меня на семь лет. Тут Дедушка К. И. Ветвеницкий выяснил, что у Grote была дочь. Так она бы не думала поступать в качестве фрейлейн в какую-либо семью. Но сам Grote знал Дедушку и было решено, что его дочь Lidie Grote согласится поселиться у нас.

Lidie Grote, исключительно приятная и симпатичная, очень быстро обучила немецкому языку моего брата Ларочку. Дарила ему немецкие детские книги из магазина отца. Я также не забывал немецкого языка.

Меня удивляло то, что книжный магазин Grote производил очень скромное впечатление. Книги продавал сам Grote и его помощник – убежденный вегетарианец, который ел недоваренную рисовую кашу, хрустевшую на зубах, и расхваливал ее.

Книжный магазин был очень скромный. Но у них была хорошая, роскошная дача на берегу моря в Келломяках [Дача Гроте в Келломяках располагалась на углу Горной улицы и Приморского шоссе, участок 246, см. на карте Келломяк 1913 г.]. Lidie Grote была человеком очень культурным. У нее были старшие братья. Они что-то делали в немецкой колонии в Камеруне. Братья привозили из Камеруна идолов, которые стояли на квартире у Grote.

В 1912 г. Папе посоветовали поехать в Кисловодск и там принимать ванны нарзана. У Папы на ногах было растяжение вен. Надо полагать, результат того, что он давал уроки всегда стоя. В Кисловодск вместе с нами предложили поехать Lidie Grote. Она советовалась со своим отцом. Он сказал: die Reisen bilden. Lidie Grote поехала в Кисловодск с нами.

Grote оставались немецкими подданными. После начала в 1914 г. первой мировой войны книжный магазин Grote был закрыт. Все Grote как немецкие подданные уехали в Германию.

 

 

---

Именной указатель:

1. Амфитеатров Александр Валентинович, писатель, драматург, литературный критик, сотрудник газеты «Русская воля».
2. Андреев Леонид Николаевич, писатель, владелец дачи в Ваммельсуу.
3. Архангельский, дирижер хора.
4. Бессель В. В., дачевладелец в Терийоках.
5. Билибин Н. И., математик, директор 1-го реального училища в СПб, терийокский дачник.
6. Билибин Н. Н., приемный сын Н. И. Билибина, преподаватель немецкого языка в 1-м Реальном училище в СПб.
7. Билибина В. Л., жена Н. И. Билибина.
8. Бонштедт, терийокские дачевладельцы.
9. Ветвеницкая А. И., сестра К. И. Ветвеницкого.
10. Ветвеницкая Ольга Павловна, урожд. Солярская, жена К. И. Ветвеницкого.
11. Ветвеницкий И. И., младший брат К. И. Ветвеницкого.
12. Ветвеницкий К. И., протоиерей, дед мемуариста.
13. Волков, следующий за Н. И. Билибиным директор 1-го реального училища в СПб.
14. Вылежинский Николай Николаевич, студент Института путей сообщения, жил на даче у Билибиных.
15. Герценштейн М. Я., депутат Государственный Думы, убитый в 1905 г. в Терийоках.
16. Гредескул Н. А., профессор права СПб Политехнического института, редактор газеты «Русская воля», гость Леонида Андреева.
17. Гримм Э. Д., ректор СПб университета, редактор газеты «Русская воля», гость Леонида Андреева.
18. Гроте И. Ф., книготорговец, знакомый Ветвеницких, келломякский дачевладелец.
19. Гроте Лидия, дочь И. Ф. Гроте, обучала немецкому языку детей Шафрановских.
20. Демидов А. П., князь Сан-Донато, владелец дачи в Тюрисевя.
21. Дрябины, купцы, терийокские дачевладельцы.
22. Дурдин А. И., купец, благотворитель, построивший церковь в Терийоках («Дурдинская церковь»).
23. Дурдин Н. А., купец, сын А. И. Дурдина.
24. Златогорский, настоятель Сампсониевского собора, терийокский дачник.
25. Иванов-Смоленский Г. И., профессор СПб консерватории, терийокский дачевладелец.
26. Иоанн Кронштадтский, гостил у Ветвеницких на даче в Терийоках.
27. Испанский посланник в России, терийокский дачевладелец.
28. Кариолайнен, землевладельцы в Терийоках.
29. Коковцев Владимир Николаевич, премьер-министр России в 1911-1914 гг.
30. Кочубей, князь, начальник Главного управления уделов.
31. Крестовская-Картавцева М. В., писательница, владелица имения «Мариоки» в Ваммельсуу.
32. Крымский Коля, двоюродный брат мемуариста.
33. Куропаткин А. Н., генерал, дачевладелец в Ино.
34. Левшины, терийокские дачники, родственники Кутузовых.
35. Лопухин А. П., профессор, составитель Богословской энциклопедии, терийокский дачевладелец.
36. Марсеру П. П., художник-архитектор, терийокский дачевладелец.
37. Михаил Александрович, великий князь.
38. Михайловы, терийокские дачевладельцы.
39. Мостовенко И. А., терийокский дачевладелец.
40. Никонов Н. Н., архитектор Казанской церкви в Терийоках.
41. Ностиц Г. И., граф, владелец виллы «Ностра» в Терийоках.
42. Орловский В. К., инженер, владелец усадьбы «Каунисранта» в Тюрисевя.
43. Панчулидзев Н. А., староста церкви св. Спиридона Тримифунтского при Главном управлении уделов, действительный статский советник в звании камергера, чиновник особых поручений при Главном управлении уделов.
44. Петров А. П., строительный подрядчик, терийокский дачевладелец.
45. Петров Г. М., терийокский дачевладелец.
46. Положинцев А. О., протоиерей, священник Покровской церкви в СПб, друг К. И. Ветвеницкого, дачевладелец в Ваммельсуу.
47. Потрух С. М., терийокский дачевладелец.
48. Похвиснев, начальник почтового ведомства.
49. Протопопов А. Д., последний министр внутренних дел Российской империи.
50. Ратьков-Рожнов, купец, гостил на даче у Ветвеницких.
51. Саблер Владимир Карлович, обер-прокурор Святейшего Синода.
52. Сибиряковы, золотопромышленники, владели землями в Райвола.
53. Солярский Павел Федорович, священник церкви при СПб университете, тесть К. И. Ветвеницкого.
54. Ставровский, чиновник Главного управления уделов.
55. Суворин Б. А., издатель газеты «Вечернее Время».
56. Танеев А. С., обер-гофмейстер Двора, композитор, владел дачей в Куоккала. Отец А. А. Вырубовой-Танеевой.
57. Торопов Андрей Дмитриевич, редактор «Книжной летописи», терийокский дачевладелец.
58. Фавр Марсель, терийокский дачевладелец.
59. Чернышевский М. Н., младший сын писателя, его биограф и создатель музея Н. Г. Чернышевского.
60. Шафрановская В. И. (Вера), сестра мемуариста.
61. Шафрановский И. И. (Ларочка) брат мемуариста.
62. Шафрановский К. И., мемуарист.
63. Шафрановский Н. И. (Коля), брат мемуариста.
64. Шварц, терийокские дачевладельцы.
65. Щепкина-Куперник Т. Л., писательница, подруга М. В. Крестовской.
66. Janre Aline, гувернантка в семье Шафрановских.
67. Piton Marynerite, гувернантка в семье Шафрановских.

 

/ ©  К. И. Шафрановский, декабрь 1972 г. Благодарим О. А. Комарову за предоставленные воспоминания.
©  Публикация, архивные материалы, иллюстрации terijoki.spb.ru, 18.12.2016 г. /

 

 

Добавьте Ваш комментарий :

Ваше имя:  (обязательно) E-mail  :  (не обязательно)

Добавить

---