Н. П. Жаворонкова. Маленькое Тюрисевя большой Карелии. Воспоминания. (10.07.2011)
Нина Петровна Жаворонкова-Галахова родилась в Тюрисевя в 1912 году. Живёт в Финляндии. Фотография сделана 27 декабря 1997-го года.
Впервые воспоминания Н. П. Жаворонковой были размещены на сайте http://www.netslova.ru/teneta/povest/zhavor.htm в неполном виде. В полном объеме публикуются впервые.
Отец Н. П. Жаворонковой П. Г. Галахов поселился в Тюрисевя сразу после женитьбы. Жену звали Мария, её родители старейшие жители Тюрисевя Наталья Михайловна и Иван Николаевич (фамилия не известна). П. Г. Галахов работал в Государственной Думе младшим стенографом и каждый день ездил на работу в Петербург. Он был талантливым человеком, имел различные изобретения. За одно из них - особо стойкий состав асфальта, купленный государством, он получил большие деньги и перед самой революцией купил дом в Петербурге. После революции семья вернулась в Тюрисевя к родителям жены.
Потом П. Г. Галахов ушёл из семьи и, спустя какое-то время, уехал в СССР вместе с женщиной - цыганкой. Присылал каждый месяц деньги, звал дочерей Зою и Нину к себе в Москву.
Как жаль, что я не просила бабушку Наталью рассказать побольше о ее жизни или не помню ее рассказов.
Ясно осталось в памяти сватовство деда. У отца деда в деревне была лавочка, и дед, тогда еще босоногий мальчишка, приставал к такой же босоногой Наталке, толкая ее, таская за косы, и вознаграждал потом, говоря: "Подставляй передник". В него сыпались пряники, конфеты, семечки.
Подрос дед. Уехал учиться лесному делу. Перед отъездом заказал: "Жди, Наталка, приеду, женюсь".
Вернулся взрослый, модный, нарядный. Встретил бабушку на улочке: "Наталья, будешь моей женой?"
- Не знаю, поговори с отцом.
- Да мне с тобой, не с отцом жить. Такой, я нравлюсь тебе?
- Ну, какие же люди бывают. (Это точный ответ бабушки.)
- Да хочешь или нет?
- Ну ладно, хочу.
И угощал будущий зять отца невесты в чайной. Три часа сидели за самоваром, решая судьбу Наталки, пили чай с сахаром и баранками.
А еще рассказывала бабушка, что были такие бедные семьи в деревнях, что пили чай по-иному - вприглядку и вприлизку.
Подвешивали на нитке к потолку кусок сахара и, поглядывая, пили горький чай. Это - вприглядку. А иногда спускали кусок совсем низко над столом и, раскачивая нитку, каждый старался лизнуть его. Это - вприлизку.
Куски были большие, мягкие, от головного сахара. Мы в раннем детстве видели такой. Бабушка, вооружившись чугунным толстым инструментом, вроде короткой пилы без зубцов, била по нему молотком - колола сахарную голову в виде высокой, закругленной сверху пирамиды. Мелкие кусочки летали по всей комнате, и мы бросались за ними с визгом и хохотом. Для нас был всегда праздником день, когда из лавки привозили такую голову.
Дом из толстых темных бревен, где живет бабушка - удобный и поместительный, с большой застекленной верандой.
Не успела я переступить порога, как меня подхватила рослая рыжеволосая девушка и, подняв к потолку, смеясь, закружилась по комнате, громко и весело напевая одну и ту же фразу:
"Мы кружимся в вальсе, мы кружимся в вальсе".
Я радостно визжала и, не имея опоры под ногами, старалась выделывать в такт пения замысловатые па.
"Да полно, Калиса, дай ей опомниться! Ведь кушанье давно на столе," - сказала полная немолодая женщина. Ее-то я помнила. Это была наша бабушка, Наталья Михайловна.
Калиса отпустила меня и комната заходила, закачалась перед глазами. Мне сразу понравилась эта смешная рыжая с таким удивительным именем, которого я раньше не слыхала.
В прихожей - небольшой столик, стулья, вешалка и трюмо во всю стену. Мы с Зоей похожи в нем на карликов. "А я была поменьше вас, когда смотрелась в него," - смеется мама. Рама трюмо - коричнево-фиолетовая, по бокам резные столбики поддерживают широкую резьбу у самого потолка. Она стоит на полке с ящиком, где хранятся шарфы, платки, варежки.
"Понюхайте раму," - говорит бабушка, - "Каждое дерево имеет свой особый запах, свой шелест листьев во время ветра и дождя". Этот запах - незнакомый, терпкий, как смола, как нагретая солнцем трава.
Из сказки мы знаем, что далеко на Крайнем Севере, в тайге, стоит дерево СНЭ. Оно горит солнечным светом, который виден издалека. Холодно, темно там в зимнее время. Промерзшие дети просили солнце выглянуть хоть на минутку, и оно подарило им это чудесное светящееся дерево.
А когда грызли фисташковые орехи, папа рассказывал, что фисташковое дерево врастает в безводную почву корнями даже на семьсот метров глубины.
- Откуда же эта рама, бабушка?
- Из Бразилии. Посмотрите внимательно, то фиолетовый палисандр. А еще есть палисандр черный с красным отливом, очень крепкое дерево. Из него делают даже пианино. Покойный дедушка любил палисандр, называл его джакарандовым деревом.
Как видно, бабушка и дед, Иван Николаевич, были совсем разные люди. Дедушка рос с юных лет в городе, много читал, учился, любил искусство и разбирался в нем. Бабушка знала русский народный быт и имела поистине мудрую смекалку.
Комнаты в бабушкином доме просторные, всюду ковры. В столовой - темная тяжелая мебель. Стол на витых ножках с перекладинами внизу. На дверцах массивного трехстворчатого шкафа из выпуклых квадратов глядят длинногривые, с челкой до глаз львы, держа в пасти металлические закрученные кольца. Над дверцами - ящики с закругленным орнаментом, по бокам - такие же, как у стола, витые колонки. Шкаф поменьше, кресла и стулья - того же стиля. Стиль барокко - учит мама.
На стенах - портреты бабушки и дедушки в золоченых рамах, картины большие и маленькие. На совсем миниатюрных - виды полей, лесов, озер. "Это акварель, очень трудная работа, неверный мазок кисточкой - не исправишь".
Многое маме надо объяснять нам в бабушкином доме. В гостиной - золотисто-коричневая полированная мебель с выточенными лебедями, ряд небольших овальных портретов. На них - только мужчины, совсем не похожие на знакомых нам.
Вот один - с длинными белыми волосами, другой - растрепанный с темным лицом, кто-то - молодой, красивый. Погладишь портрет, чувствуешь - это не картина, а что-то выпуклое, твердое, холодное.
"Не трогайте пальцами," - говорит мама, - "Это живопись по фарфору, композиторы - Бах, Бетховен, Лист, а молодой - Моцарт. Как-нибудь сыграю вам на пианино его веселую кудрявую музыку".
На балконе - диван с яркой обивкой - крупные розы среди зеленых листов. Посередине - длинный стол, ряды стульев. Там накрывают, когда собирается много гостей. Стол покрыт бахромчатой белой скатертью, затканной по краям красным рисунком, как в летнем финском домике царя Александра III в Лангинкоски.
В саду - старые яблони, одичавшие цветы, фонтан-бассейн. Никто не ухаживает за участком, и он стал нашим таинственным садом. На дворе - беседка с острой крышей-куполом. Она стоит на высоком холме и сверкает своими цветными стеклышками.
У подножия холма - огромная круглая клумба с пунцовыми маками на толстых стеблях, достигающих талии взрослого человека. Маки так разрослись, что во время цветения издалека кажется, что клумба покрыта красным покрывалом.
За домом - неглубокий обрыв, спускающийся к озеру и ниже - к протекающей речке, весь заросший кустами, папоротником, подснежниками, фиалками.
Два раза в неделю нам привозила молоко Марьюшка, или она, или редко ее муж Евсей. Дорога дальняя, и Марьюшка приезжала на лошади, как и мясник Антти.
Антти был влюблен в бабушку Наталью и все уговаривал ее выйти за него замуж. Но бабушка, смеясь, пользуясь его слабостью, азартно торговалась за те лучшие куски мяса, которые он сберегал для нее.
И эта история повторялась, к нашей радости, каждый раз, когда, приезжая со своей большой телегой, он катал нас, думая, что союз с нами поможет уговорить бабушку сыграть свадьбу. Но, несмотря на то, что он обещал кормить каждый день всю семью мясными блюдами (что было великой роскошью в то трудное время), она, зная себе цену, была неприступна.
Говорила, что Антон ей не пара. Она всегда переделывала финские имена на русские. Антти - Антон, Ниило Каулио был Николаем, даже некоторые фамилии казались чисто русскими: Раякоски - Раяковские, Симонен - Симонов, Малинен - Малинин. Это звучало неплохо, так как большинство финнов в Тюрисевя говорили по-русски. Только Марьюшкину фамилию - Пимия - она никак не умела переделать.
Молоко и мясо хранили летом в леднике. Ледник лежал на круглом широком холмике, как игрушечный домик, деревянный, с покатой крышей. Но откроешь дверцу - и вместо комнаты, стен, мебели видишь черный-пречерный колодец с блестящими глыбами льда глубоко внизу.
Лед не тает и в жаркие летние дни, только каждую зиму скидывают туда новые ледяные пластины. В большую корзинку летом складывается все, что должно быть холодным, и опускается на определенную глубину. Пониже - морозитель, повыше - холодильник.
Раз за день-два до Пасхи бабушка Наталья пошла к леднику. Она задержалась на дворе и вдруг оттуда послышался крик: "Все, все украли!" Но вмиг, в одну минуту сердито-возбужденное выражение ее лица сменилось спокойным, даже мягким: "Бог с ним, есть, видно, было нечего на праздники, вот и унес. Богатый в чужой погреб не полезет".
Нина Петровна Жаворонкова-Галахова родилась в Тюрисевя в 1912 году. Живёт в Финляндии. Фотография сделана 27 декабря 1997-го года.