Terra Incognita

Содержание:   Фортификация   Маршруты   Достопримечательности   Карты   Малоизвестное   Заграница

После войны. Создание экспериментальной базы Гидрологического института в п.Ялкала (Ильичево). (01.12.08)

Горки-Ильичево

В. А. Урываев

1944 год, лето. Война еще не закончилась, бушует на территории Европы, а Гидрологический институт уже возвращается из эвакуации, из Свердловска. Директор института, талантливый и дальновидный организатор Валерьян Андреевич Урываев сразу приступает к освоению присоединенной к нашей стране части Карельского перешейка. Вместе с ближайшими соратниками (И.Т.Затыльниковым, В.С.Сумароковым, Е.П.Сенковым, П.Н.Бурцевым и др.) он выезжает в район озер Красавица (Каук-Ярви), Долгое (Икалан-Ярви и Питкя-Ярви) и р. Линтула. Идея - создать гидрологический полигон, в контуре которого подробно изучать осадки, испарение и сток рек, т.е. водный баланс залесенной территории в условиях умеренного климата. К тому же В.А.Урываев и его соратники-друзья были заядлыми охотниками и рыболовами, а отдохнувшая за четыре года природа изобиловала зверьем, рыбой, грибами, ягодами.

Горки-Ильичево

В. С. Сумароков

Вооружившись табличками "ГИДРОМЕТСЛУЖБА СССР" команда В.А.Урываева застолбила обширный участок земли между Рощинским (тогда Райволовским) и Зеленогорским (Терийокским) шоссе, от деревни Икала (сейчас не существует) до озера Красавица. Территория огромная, в центре которой была местность под названием Горки. Пока разрабатывалась теоретическая основа намечаемых гидрологических исследований, в районе Горок приступили к освоению заброшенных финских сельхозугодий. Решено было выращивать, в основном, картофель и немного овощей с целью поддержать сотрудников в голодные послевоенные годы. Продукты тогда давали по карточкам. К лету 1945 года в институте создана огородная бригада под руководством моего отца Василия Степановича Сумарокова.

Кроме научно-практических работ, он хорошо разбирался в сельском хозяйстве. Вырос в деревне Исток (совпадение - гидрологическое название) бывшей Вятской губернии. Первым поручением было - раздобыть посадочный материал картошки. Дело это тогда было архитрудным. Надо ехать в Эстонию. Снарядили грузовик, закупили несколько тонн картошки, а на обратном пути чуть не погибли от рук бандитов. Было в порядке вещей грабить машины, которые шли с продовольствием в Ленинград. Картошку как-то замаскировали, ночью прятались по кюветам, но каким-то чудом уцелели. Отец рассказал о нападении бандитов через много лет. Можно было погибнуть без всякой войны. Картошку-то привезли, а сотрудники узнали и давай требовать, чтобы ее раздали немедленно на еду. Если раздать, то и на следующий год тоже будет голод. Как быть? Тогда В.С.Сумароков принял соломоново решение - срезать верхушки клубней с глазками на посадку, а остальное раздать и, таким образом, поддержать людей.

И вот весной 1945 года создалось подсобное хозяйство ГГИ - приобрели двух лошадей, необходимый инвентарь. Вспахали поля в Горках, теперь-то они все заросли лесом. Стали проводить посевную кампанию. Для этого была освобождена большая часть штата института от работы, и все, не разбирая чинов и званий, приступили к посадке бережно сохраненных верхушек. До этого их сушили, перебирали - ведь в них был залог будущей жизни института. Огородная бригада, человек 8 - 10, следила за посевами, охраняла их, на вооружении было ружье, которое иногда использовалось и не по назначению, а именно - глушили рыбу в реке. Перевернувшихся уклеек ловили руками на мелководье - роскошная свежая уха была прекрасным дополнением к скудному питанию, да ягоды, да грибы...

Когда наступало время окучивать картошку - давали сигнал в ГГИ и опять из Ленинграда прибывали люди. Картошку окучивали очень высоко. Цвела она синими цветами, на кустах образовывалось множество семенных шариков - бомбожек. Мы, дети, накалывали их на прутья и "пуляли" ими в разные стороны. Сорт картошки назывался берлиха, теперь его что-то не слыхать. Днем все работали на полях, а вечерами жгли костры, пели песни под аккордеон, рассказывали интересные истории. Надо сказать, что коллектив ГГИ был высококультурным, люди разбирались в литературе, музыке, истории и т.д. Это была элита Васильевского острова. Когда создавался институт в 1919 году, его первый директор В.Г. Глушков набрал штат из образованных людей именно Васильевского острова, поскольку как тогда, так и сейчас, возникшее учреждение находится там на 2-ой линии. В военное и послевоенное время институтское сообщество напоминало огромную семью. Люди пережили вместе столько горя и бед, что сплотились на всю оставшуюся жизнь, помогали друг другу как могли. В Свердловске выхаживали прибывающих блокадников, а оставшиеся 15-20 человек в Ленинграде жили, вообще, одной семьей, были друг другу братьями и сестрами. Во многом - заслуга руководства, которое не думало о личной выгоде, а думало о сохранении коллектива, об обеспечении едой, а потом - и жильем, о наращивании научного потенциала, что впоследствии вывело институт на первое место в стране, да и в мире принесло широкую известность.

Вернемся к жизни в Горках. Огородная бригада проживала в двух финских домиках, расположенных рядом с былыми капитальными строениями. Дело в том, что в 1939 году, оставляя территорию, финны разрушили все свои дома - думали, что навсегда уходят из этих мест. А в 1941 году земли снова оказались в их владении. Вернувшиеся хозяева быстро отстроили на прежних местах дома, но облегченного типа. Наша семья жила в красненьком домике у излучины р.Линтула, перед впадением ее в оз. Икалан-Ярви (Верхнее Долгое). Домик стоял на высоком берегу, состоял из одной комнаты и кухни, высокое крылечко. Рядом новый сарай, просторный. Спали иногда в сарае - на свежем воздухе, но комаров было видимо-невидимо. Тучи. Из домика их выгоняли дымом, но это плохо помогало. Был в ГГИ сотрудник Лев Федорович Манойм, не только выдающийся ученый и талантливый редактор, но и большой юморист. Так он предлагал жарить комаров, все-таки мясо. Такой веселый и обаятельный человек, что моя младшая сестра (8 лет), когда ее шутки ради спрашивали за кого она выйдет замуж, отвечала уверенно - за Манойма.

За домом, вниз по тропинке, в зарослях ольхи и молодых березок находился колодец чистейшей воды. Туда спускали на веревке бидон с молоком, и оно не прокисало. Вода холоднющая, родниковая. Все восхищались этим колодцем - как красиво он был расположен! Внизу, под горкой, у самой речки - груда кирпичей на оставшемся фундаменте. Хозяева, видно, не возвращались во время войны на это место. В развалине жила большая серая гадюка.

Перед домом, слева, росла малина - красная и желтая, далее шла дорога, а за дорогой опять развалина. От бывшего дома осталось только мраморное крыльцо и куча щебня, уже спрессованного временем. Рядом находился, по-видимому, бассейн. Бетон растрескался, из щелей росла трава, иван-чай. За бассейном обнаружили кусты ревеня - раньше мы его не знали, как и желтую малину. Здесь вольготно проживала черная гадюка. Вдоль дороги аллея берез, а под березами росли маслята, которые финны умели разводить искусственно. Аллея упиралась в развалившийся сарай-ригу, где делали дранку для покрытия крыш. Вокруг сарая и внутри его полно валялось неиспользованной дранки. Немного дальше по дороге, почти против устья реки стояла малюсенькая банька желтого цвета. Это от дома метров 500. Конечно ее уже всю раскурочили "доброжелатели", печку разломали. В пойме реки еще прослеживались грядки с клубникой, щавелем. На склонах во множестве произрастали кошачьи лапки, которых теперь днем с огнем не найдешь.

Везде чувствовалось явное присутствие былой жизни, возникало чувство чего-то непоправимого, людской трагедии. Ужасно жаль было трудолюбивых людей, которые все так хорошо делали, так хорошо жили, и которым пришлось все бросить, все такое дорогое для них.

За верхней развалиной начинался густой еловый лес с черникой, грибы же росли прямо у дома, на склоне, особенно красные, то-есть подосиновики. Отец прекрасно ловил рыбу - щуки, уклейки, окуни, плотва, форель. Однажды поймал угря: не рыба, а сущая змея. Ели все - березовые листочки, дудки, щавель, ревень, ягоды, грибы, рыбу. И это после зимнего житья в каменных джунглях у Техноложки, где самым лакомством были макароны.

Повсюду в лесах еще встречались брошенные боеприпасы. По дороге к Райволовскому шоссе на большом пне стоял дощатый ящик, полностью уложенный здоровенными снарядами, а может быть минами. Справа от дома, в лесочке перед болотом были нарыты индивидуальные окопчики, а рядом россыпью валялись патроны с желтыми, красными, зелеными наконечниками. Сын директора Урываев Юрий (лет 12 тогда) просил нас с сестрой принести ему патронов. Он тоже считал себя охотником. Мы спрашивали с какими кончиками ему надо. Он заказывал - мы приносили, но местонахождение клада не выдавали.

Кругом росла, где только можно, роскошная трава. А цветов - превеликое множество: белая пахучая таволга, ландыши, ромашки, колокольчики, кошачьи лапки, иван-чай, клевер, красненькие гвоздички-часики. Можно прямо сказать - было ощущение рая на земле. Некоторые моменты свежи в памяти еще и потому, что наша семья дружила с семьей Шишкановых. Глава семьи Павел Васильевич работал в ГГИ фотографом. Его фото по сей день хранятся у нас, что позволяет по прошествии более 60 лет представить былые картины природы и события.

Второй год, вернее лето, проживания в Горках проходил также в заботах о выращивании картофеля, что было жизненной необходимостью. Кстати, урожай делили осенью не поровну между сотрудниками, а пропорционально количеству членов семьи. Очень справедливо.

В 1946-47 годах обстановка вокруг Горок стала меняться. Наш красненький домик как-то отошел к лесникам. Стали жить вместе с огородной бригадой в двух домиках, также расположенных на берегу р.Линтула. Жилой дом стоял на старом фундаменте, а напротив, через дорогу, размещалась хозяйственная постройка из сырцового кирпича. В ней внизу отличная баня и просторная конюшня, наверху - сеновал. Лошадей было уже 4 или 5. Баню жарко топили, ныряли в речку, спали на сеновале. Что может быть лучше! Река вокруг домов делает живописную излучину, а за домами чудный лес взбегает на прилегающие горки. В одном километре от нас, на берегу озера Икалан-Ярви возвышался большой Белый дом типа русской барской усадьбы. Он после войны не весь сохранился, судя по следам значительной части фундамента. Вероятно, у дома была терраса. Дом был огромный, высокий, виднелся издалека, со всех уголков озера. В нем появился пионерлагерь не меньше, чем на 100 детей. Вблизи лагеря на просторной поляне устраивались костры, огромные. Ставили высокую ель, к ней прислоняли сухие деревья поменьше - все это горело, трещало, искры летели во все стороны. Пелись пионерские песни, игры, забавы. Мы бегали туда посмотреть со стороны, при этом страдали от холода (одежки на нас были сверхлегкие) и от комариных атак.

Рядом с Белым домом находился покосившийся барак. В нем выкупали хлеб по карточкам. Карточки представляли собой листок бумаги размером примерно 10*15 см, разделенные на 3 части - 3 декады. Декады делились на дни. Продовольственные карточки имели несколько другой вид. По ним выдавали муку, сахар, крупы, растительное масло. Разрешалось на лето откреплять карточки от ленинградской булочной и прикрепляться в пригородах. Хлебные карточки делились на рабочие, детские и иждивенческие. На рабочую карточку полагалось в день 600 грамм хлеба: 400 черного и 200 белого, на детскую по 200 грамм черного и белого, а на иждивенческую - 200 грамм черного и 100 грамм белого. И надо же - это все съедалось, лишнего не оставалось. По пути съедали четверть буханки, а буханки были большие, тяжелые, примерно по 2 килограмма. За один раз хлеб получали на 3 дня. Ноша получалась 6-7 кило, что немало для исхудавшего ребенка 10-11 лет. Хлеб был почему-то клеклый, сожмешь - не разжимается. Но для всех послевоенных детей было большим удовольствием получить целый ломоть черного хлеба с сахарным песком. Сестра говорила: "Мама, ты отрежь хлеба не через половину, а через целую буханку".

Через несколько лет в Белом доме разместился дом отдыха лесников, а в 70-х годах вдруг он как в одно мгновение испарился, его не стало. Говорят, что дом этот раньше был дачей знаменитого адмирала Макарова. Не знаю, насколько это правда. Сейчас там настроено всяких дач и дачек.

В двух километрах от Горок появилась деревня Икала, стала оживать деревня Ялкала. Как по мановению волшебной палочки вырастали деревенские русские избы. В Икала даже образовались две улицы. Заселяли территорию ярославские, костромские, вятские крестьяне (колхозники). Жизнь тогда в деревнях была страшной, люди пухли от голода, налоги непомерно высоки, все молоко надо было сдать на молзавод. Никого не касалось, что своим детям от коровушки ничего не достается. За трудодни денег не платили, люди работали бесплатно. Для переселенцев выдавали приличные подъемные. Крестьяне хватались за них как за последнюю надежду выжить. Об этом мне рассказывала моя соседка по Ильичеву Нина Демьяновна Чичева. О ней, как о народной целительнице, можно отдельно много написать.

В Ялкала после войны оставалось несколько домов от финнов: простые избы и один двухэтажный дом. В нем потом расположилось правление колхоза, а еще позже правление подсобного хозяйства Ленинградского военного округа. В Ялкала и сейчас живут несколько переселенцев. Среди них старейшая Александра Алексеевна Митрофанова, родом из костромских крестьян.

Деревенские жители быстро развели сады, огороды, скот. Появилась возможность покупать молоко. За ним ходили в деревню Икала, договаривались с каким-нибудь хозяином на все лето. Шиком было, когда нам с сестрой давали дополнительно денег на пол-литра топленого молока, очень вкусного, из русской печки. Дорога до Икала была нам знакома до каждой выбоины, каждого бугорка, каждой лужи. По дороге собирали грибы. До сих пор помнится, где встречались подосиновики, где белые, лисички, подберезовики. После мостика через ручей Кудлей (на середине пути) справа от дороги есть белые мхи. Там был старый окоп, а около него вдавленные в мох лежали гранаты-лимонки. Трогать такие вещи строго запрещалось, но часто заворачивали с дороги и проверяли - на месте ли гранаты? В одном индивидуальном окопе лежала небольшая мина, весом примерно 3 килограмма. Так я зачем-то все-таки наклонилась к ней и немножко подтащила к себе. До сих пор не могу объяснить, зачем я это сделала, а было мне 11 лет. В лучшем случае могла остаться без рук, а то и вовсе распрощаться с жизнью, что происходило часто с детьми в послевоенные годы. Позднее находки старых боеприпасов и гибель людей от них получили название "эхо войны".

В том же 1946 году стали разрабатываться колхозные поля с хлебами и турнепсом. Турнепс (огромная брюква-репа) тоже с удовольствием нами был добываем и поедаем. Гороха, к сожалению, что-то не водилось.

Почему людям давали подъемные и переселяли в эти края? Как-то глухо рассказывали что, если государство завоевывало территорию, то должно ее заселять в обязательном порядке. Вроде такие международные правила существуют.

В Горках два замечательных места: дом лесника и мельница. Дом лесника находился на берегу озера Икалан-Ярви, в 0,5 км от Белого дома по направлению к теперешней бетонке. Домик был маленький, желтого цвета. Стоял за развалиной, немного вглубь леса. Вокруг развалины необыкновенный дендрарий: росли три кедра с раздвоенными стволами, березки со звездчатыми листьями, серебристые елки, персидская сирень, виргинская черемуха, У последней кистья как у черемухи, а ягоды крупнее и цвета спелой вишни. Видно, здесь жил большой любитель чудес, а кто такой вряд-ли мы когда-нибудь узнаем. Дороги от бывшего дома представлены аллеями из плотно посаженных елок. Полузаросшие грядки, по торцам которых росли кусты смородины, крыжовника. Туда-то мы частенько наведывались. Подальше от дома расположено волшебной красоты глухое озерцо. Оно небольшое, со сплавинами по берегам, и росла там роскошная крупная черника. В озеро не впадает и не вытекает ни одного ручейка, вода светлая, глубокая. Водились в нем весьма приличных размеров окуни и лещи. К воде было не подойти из-за заболоченных берегов, а сейчас берега сплошь оголенные, поскольку это излюбленное место туристов и купальщиков. Прилегающие к озеру и дому лесника Горки были выжжены, стоял горелый лес, а под ним вырастали молодые черничные кусты с удивительно сладкими ягодами. Грибов полно.

В Горках есть самая высокая точка с отметкой 106 метров над уровнем моря. В те годы на ней сохранялась деревянная вышка. Ступени хоть уже и подгнили, но мы на нее взбирались, и оттуда открывался прекрасный вид на всю округу - лес, озера, поля, речка. В реке около нас ловили руками раков, их было множество, но надо владеть определенными навыками, чтобы их отыскать и словить. Сейчас раков совершенно нет. Их, как и двустворчатых перламутровиц, сгубил уранин - вещество ядовито сине-зеленого цвета, которое применяли гидрологи для изучения течений. Срок действия отравы 50 лет. Но уже в прошлом году появились первые, правда пустые, раковины беззубок (двустворчатых моллюсков), да окушки - матросики, в 1/10 прошлой величины. Как тогда, так и сейчас бывает много уклейки, когда она идет на нерест.

Другое примечательное место - старая мельница. Она располагалась на реке Линтула, в 2-3-х километрах от нашего жилья. Там до сих пор сохранились сбросные сооружения. А раньше был даже пруд, в котором купались. Место затаенное, среди леса. Прекрасный сад - яблони, груша, вишни, смородина черная, красная, белая. Лисвеничная, аллея. Веселые луга с ромашками и колокольчиками, Полузаросшие грядки с клубникой. Финская клубника очень сладкая, некрупная, ее ягоды не красные, а бело-розовые. Растения почти не поддаются заболеваниям. По прошествии 50 лет возле бывших строений еще попадаются кустики клубники. Пробовали сажать ее в наших огородах, но она перерождается, по-видимому, из-за соседства с другими сортами. На мельнице, судя по развалине, существовал большой дом. Рядом хорошо сохранившийся погреб, в котором опять же жила серая гадюка. Через 20 лет я приехала жить в Ильичево, пошла на мельницу и встретила там же ту же змею. Жила она лет 30, а может, и раньше поселилась - кто ее знает. Вокруг пруда росли дудки (съедобные), теперь они что-то не встречаются. Постепенно на мельнице все заросло, плотину размыло, пруд обсох, поля заросли лесом, яблони засохли. Смородина выродилась. Можно еще найти кустики одичавшей клубники. На развалине выросла высокая ольха, погреб виден через густую крапиву. Никакого очарования не осталось от вложенных человеческих усилий в эту лесную глухомань. Представить страшно, как хозяину мельницы было тяжело покидать созданный огромным трудом рай, и что бы он сейчас там увидел? Мучительно думать об этом, душу щемит от горя человеческих войн! Однако, я счастлива, что видела эту красоту, счастлива, что здесь живу и радуюсь даже тому, что сейчас еще осталось от бедной природы. Кругом стройка, шлагбаумы, мусор, вандализм - полное дикарство. Все равно это не каменные джунгли и дворы-колодцы, которых не счесть в центре родного города. Финны, бывшие жители этих мест, очевидно, сохраняли жгучую любовь к родным пепелищам. Как-то раз, под вечер мы с сестрой отправились за речку, где под горкой выходил на поверхность красный песочек. Любили там что-нибудь строить. Песок был мелкий, чистый, очень приятный. Увлеклись и не заметили как быстро, почти бегом к нам приблизилась высокая худощавая женщина. Поравнявшись с нами, стала что-то непонятное "каля-малякать". Ничего не поняли - ни мы, ни она. Женщина понеслась дальше по направлению к озеру и Белому дому. Мы подумали, что это была финка, хозяйка какого-нибудь дома в Горках. Вероятно, так оно и было. Как они пробирались через границу, ведь это очень опасно, но, если человек сильно хочет, то все возможно. Говорили, такие случаи бывали после войны. Рассказывала Н.Д.Чичева про то, что в округе осталась жить только одна финка, которая некоторым образом тронулась умом от военных лихолетий. Она всем объявляла: "Одену белые тухли (туфли) и пойту празник". Жила она в районе деревни Тервола, недалеко от нынешнего поселка Ленинское.

В 1948 году создался колхоз в деревне Икала. Часть пахотных земель ГГИ отошла колхозу. В деревне появилось стадо коров. За молоком стали ходить к коровнику. Однако, часто коров пригоняли поздно. Пока их подоят и нальют нам в бидончик молоко, наступала ночь. Нам же предстояло идти босиком два километра по темному лесу. Хоть мы и знали наизусть всю дорогу, но почему-то страх вызывали кусты, растущие вдоль дороги. Хорошо еще, что змеи по ночам спят, их было великое множество в те годы.

Однажды мы с родителями ходили в гости в деревню Ялкала, где сослуживцы отца Нарватовы снимали на лето комнату в деревенском доме. Угощением, как всегда, был лишь сладкий чай и булка (или хлеб) с маслом. Попили чаю, взрослые сидели на пороге дома, разговаривали, а мы - дети бегали вокруг. У Нарватовых было два сына, "женихи наши". После войны не так ходили в гости как сейчас. Телефонов не было. Не договаривались ко скольки приходить, что приносить. Приходили, когда соскучатся или давно не виделись. Ничего особо не готовили, обычно пили чай, весело разговаривали, вспоминали прошлое, войну. Иногда играли в лото, домино. По праздникам - Новый год, 7-ое ноября, 1-ое мая - готовили студень, винегрет, пироги. На столе появлялся сыр, колбаса. Чекушка (четвертинка) водки или пол-литровая бутылка вина портвейна. Какие еще были вина не помню совсем. Конфет 200-300 грамм - ириски или подушечки. Это уже был пир горой.

Летом 1948 года закончились топогеодезические работы, началось строительство поселка Ильичево и здания Русловой лаборатории. Строители жили в бараках у озера Долгое. Бараки остались с войны, может в них жили военнопленные. А остров на озере назывался островом смерти. По преданиям на нем сжигали умерших пленных.

В самом ближнем, как идешь из Горок, бараке открылся магазинчик. Теперь за хлебом приходилось идти около трех километров и переходить вброд протоку между озерами Икалан-Ярви и Питкя-Ярви. Глубина протоки доходила не более 40-60см, но нам и это представлялось страшным. Вода бежит, вдруг собьет, а плавать мы еще не умели тогда. Деньги на хлеб и карточки я носила, зажав в кулак. Впрочем, так делали большинство детей в те времена, что было большим удобством для ворья. И вот, однажды, идем, уже перебрели через протоку, и я решила проверить - на месте ли карточки? Разворачиваю 50-рублевку, а карточек-то ? нет! Ужас, кошмар! Разворачиваемся быстро назад, доходим до протоки - карточек нет. Вдруг они у нас уплыли при переправе, вдруг прошел человек и поднял их? От страха мозга за мозгу заходит. Перешли снова вброд, поднимаемся на горку, а карточки-то лежат себе на тропинке. Что значит безлюдье! Вот были радость и счастье! Настолько сильные потрясения происходили у людей при потере карточек, что описанная картина как живая и сейчас стоит перед глазами.

Про покупку молока и хлеба уже много сказано, а одежду и обувь продавали только при наличии так называемого ордера и только в определенном магазине. Ордера выдавались на работе. Получить их было нелегко. Нашей семье помогал родственник, работавший преподавателем политэкономии в торговых организациях. Ему удавалось почаще раздобывать ордера, в том числе на детскую обувь и одежду. Платья доставались из цветастого ситца (розовые, синие), не по размеру. Что-то ушивали, что-то переделывали. В этом ходили как летом, так и потом в школу. Форма стала появляться с 1949 года.

Все летние сезоны, когда мы жили в Горках, нас очень поддерживала рыбалка. Отец теперь приезжал только на выходные, так как с 1948 года огородной бригады не стало. Ставил сети, переметы. Наловит рыбы не только нам, но и трем семьям, что еще продолжали жить в Горках. Рыба не надоедала; ели уху, жареную рыбу. Требовалось только подсолнечное масло, которое приобретали за проданные излишки рыбы или собранную чернику. Собрать полное ведро черники - труд тяжелый. Уходили на целый день в лес. Комары нещадно донимали, никаких средств от них тогда и в помине не было. Спасались от укусов холодной водой, в речке. Продавать ездили в Терийоки, на попутных машинах, автобусы никакие не ходили. Запомнилась картина, как мы снимали рыбу с переметов, которые отец ставил против впадения реки в озеро Икалан-Ярви. Раннее утро, гребем веслами тихо-тихо, даже капли падают с весла неслышно. Солнышко ласково греет, голубое небо, голубая вода, зеленое обрамление леса. Рыбы в воде (щуки, лещи, большие окуни) ходят на крючках. Их снимаем, насаживаем живцов, а это мелкие окуни, ерши. С добычей возвращаемся, когда все еще спят. К сожалению, рыбачкой я не стала. Рыба на мою удочку никак не клевала, а сидеть часами над речкой нехватало терпения. В августе у отца всегда был отпуск. Он развешивал на заборы сети, без конца их чинил особым челноком, занимался рыбалкой, бродил по лесам, часто один. Потом объявлял, куда идти за черникой, за малиной или за грибами.

Жили в Горках почти безвыездно все лето. Электричек не было, ходил два раза в сутки поезд на паровозной тяге - утром и вечером. Приезжали обычно утром и шли пешком в Горки около 10 км. Иногда ездили на телеге. Лошадь шла не быстрее, чем идти пешком.

В 1948-49 годах начал строиться пионерлагерь. Как-то отец привез нас с сестрой на берег Красавицы и спросил, не хотим ли мы здесь жить? Мы дружно дали отказ, так как не могли представить, что мы покинем нежно любимые Горки, Стройка отпугнула чем-то казенным: рабочий люд, стучат, суета, а у нас в Горках тишь, гладь, да божья благодать. Возможно, наш отказ был ошибкой, потому что в 1949 году мы потеряли Горки навсегда. Там на реке Линтула открыли водомерный пост. Отец переключился на работу в экспедициях. Огороды ГГИ закончились. Все силы были перенесены на создание Главной экспериментальной базы (ГЭБ), которая со временем превратилась в благоустроенный поселок Ильичево с уникальной Русловой лабораторией и другими подразделениями института. О грандиозных планах создания гидрологического полигона было забыто. Лишь у некоторых старожилов в течение лет 40-50 сохранялось название "полигон", в смысле, поселок. В ведении ГГИ осталась земля только на территории расположения Главной экспериментальной базы.

Воспоминания написаны по просьбе В.П.Абакуменко, сотрудницы историко-этнографического музея Ялкала.

Автор Валентина Васильевна Сумарокова, потомственный гидролог, кандидат технических наук, житель поселка Ильичево с 1973 года.

Г О Р К И - И Л Ь И Ч Е В О , 1945 - 2005

Публикуется с любезного разрешения автора по тексту, впервые опубликованному в дневнике автора в ЖЖ.

 

Добавьте Ваш комментарий :

Ваше имя:  (обязательно)

E-mail  :  (не обязательно)

Комментарии

1. 2008-12-28 02:32:12 Андрей ()
Расказ афигенный!

2. 2009-02-17 12:30:17 A.D. ()
Супер! Очень по-душевному написано!

3. 2009-02-18 08:40:46 Vold ()
Да,весьма интересно написано.Типично ностальгические воспоминания пожилого человека о детских годах.Чем дальше,тем больше отдаляются от нас события того времени и живые свидетели, а это наша история.Вызывает сожаление наш менталитет коммуны-если всё общее, значит ничье,-можно гадить,ломать и крушить,но это не только на Карельском.

4. 2018-09-12 20:59:29 Игорь ()
Очень понравился рассказ. Несколько раз бывал в Ильичево-Ялкала и базу тоже видел. Зашел потому что интересовался историей создания пионерлагеря ГГИ (думал что первоначально там располагался ШЮЦКОР.

5. 2020-04-16 20:57:38 Виктор Норватов (v.norvatov@googlemail.com)
С теплом и грустью читаются эти строки, написанные так красиво и изящно, невычурно и честно. Я - сын одного из "женихов", наша семья до конца 80-х оставалась верной этим местам, многое из описанного до боли узнаваемо, и сердце щемит от ощущения утрат. Низкий поклон тому поколению, кто умел ценить природу и духовные ценности, ставя их выше преходящих материальных благ





Содержание

 

Фортификация

Карельский укрепрайон (КаУР)

Форт Ино

Крепость Выборг

Линия Маннергейма, Зимняя война, Великая Отечественная война

Финская береговая оборона

Линия VT

 

Маршруты

Пешком по Карельскому

 

Достопримечательности и знаменитости

Выборг и его окрестности, острова Выборгского залива

Зеленогорск/Терийоки, Курортный район Санкт-Петербурга, Карельский перешеек

 

Карты

 

Малоизвестные факты и проекты

 

Заграница

 


© terijoki.spb.ru | terijoki.org 2000-2024 Использование материалов сайта в коммерческих целях без письменного разрешения администрации сайта не допускается.